Шатёр Якуба пришёл в негодность,
Порвались крылья соседской дочки,
Альберт Михеев косил от срочки,
Являя миру свою бесхордность.
Коптило солнце кастрюлю с супом,
Любовь кармилась из рук разлуки…
Отняли крылья, пришили руки,
Пустив на нитки шатёр с Якубом.
Продав цыганам гнилые крылья,
Сосед запился и стал медведем,
В сердцах мочился на дверь соседям,
Кричал, что сказка сбежала с былью.
К зиме иссякнув, уснул в прихожей,
И в этой жизни не рыскал боле.
Альберт Михеев ушёл в подполье,
Вернулся Алей, служить негожей.
Над нами въехал апостол Фёдор,
Речами - тихий, глазами - жадный.
Соседской дочке зашили жабры,
А с ними душу промежду бёдер.
К восьмому марта пришли цыгане,
Играли в нервы, просили «штонить».
Апостол Фёдор раздал им совесть,
На всё истратив пять бурь в стакане.
Остаток рифмы разбавил грубо,
Где Алькин старший - в горячей точке.
И хвост поправил соседской дочке,
Соткавшей за ночь шатёр Якубу.