Мистер Джерси в тот день был устал и изношен.
До каюты, казалось, еле дополз.
Кто-то с палубы бешено хлопал в ладоши,
Распевая «The Johnson Girls».
Рулевой, попивая разбавленный джин,
Полусонно зевал, океан задоря.
В капитанской рубке был я один,
Но и та опустела вскоре.
А на воду ложился черничный джем,
И по лестнице в погреб – чернее ночи,
Я спускался, почти что дошел уже,
Вдруг – увидел глаза – две точки.
Миссис Джерси стояла в пяти шагах,
Шелестела ночнушки складками.
Закружился рассудок в её духах,
Миг – и я меж её лопатками.
Суетливо луна закрывала глаз,
И как только на судне пьянка –
Темный погреб встречал терпеливо нас,
И ломалась моя осанка.
Но рыдала фок-мачта, пронзив закат,
Обнимая ветра парусами.
И кулак капитана был сутки сжат,
Мистер Джерси ходил кругами
В капитанской рубке. Черничный джем,
Как и прежде, стекал на волны.
А к обеду фрегат потонул уже.
Но как только приходит полночь,
Над водой, уже триста семнадцать лет,
Где скелет корабля заброшен,
Где живого давно и в помине нет,
Раздаются хлопки в ладоши.