Поэтический перевод по сказке Ф. М. Достоевского "Мальчик у Христа на елке"
Я расскажу вам, люди быль,
Которую, не покрывала пыль.
Я опишу подробно сказ,
Похожий даже на рассказ.
Я расскажу вам не тая,
Про маленькое то дитя,
Про то дитя, что жить могло,
Могло бы жить, но нет его!
Была зима, крепчал мороз,
Ямщик в кибитке уж замерз,
В домах же сладкое тепло,
Уж разлилось в печах давно.
В одних домах, была жара,
Уж не деваться никуда,
В других же холод, и всерьез
Сковал под шапкою мороз.
В одних домах был стол накрыт,
Как будто яствами «зарыт»,
У бедняков был он пустой,
Накрытый только пустотой!
В одних домах был лучший храм,
В других же только старый хлам.
В одном из домиков таких,
Как будто даже нежилых,
В одном подвале, где темно,
Где лампы не было давно,
В таком подвале мальчик жил,
В таком подвале и тужил.
О жизни старой, что порой,
Уж вспоминалась не впервой.
О той поре, когда он жил,
Когда с отцом он в храм ходил,
Когда в курятнике своем
Построил курам птичий дом.
А вот сейчас, сидит он здесь,
И нечего ему поесть.
А все случилось потому, –
Что шел отец его в тайгу,
Пошел он с санками туда,
Когда, закончились дрова.
Пошел он в стужу, и мороз
Сковал все руки, ноги, нос!
А он рубил, колол дрова,
Себя же даже не щадя.
Он весь был потен и промок,
Как будто сделал он нырок.
Отец пришел в свой старый дом,
И печка запылала в нем.
И вскоре тятя занемог,
И слег на печке он в клубок.
Когда же захворал тогда,
Не встал уж больше никогда.
Не встал он из земли в ту ночь,
Когда прогнали маму прочь.
Ее прогнали со двора,
Там, где работала она.
Ее прогнали, и тогда,
Пришла в дом страшная беда.
Не стало в доме и еды,
Хоть занимали, где могли.
И вот, продав последний дом,
Они отправились вдвоем.
Они отправились туда,
Что называем «города»,
Тогда им было невдомек,
Что так бывает мир жесток!
Сперва, зашли они в трактир,
Где был лишь смрад и общий пир,
А в том трактире был притон,
Что даже страшно было в нем.
Они купили там еды,
(Никто б не дал ей похвалы),
И вот, придя в гостиный дом,
Где сыро так бывает днем.
Они пришли, но вот беда:
Пуста их кормчая сума.
А в этом доме был подвал,
Похожий даже на завал.
Страдальцы, бедные, устали,
О сне, лишь только помышляли.
Они заснули на полу,
Забравшись за шкафом в углу.
Вот так прожили целый год,
У них уж умер старый кот.
И по причине тех невзгод,
Случился страшный поворот.
Проснулся рано мальчик тот,
Взглянул на ломаный комод,
И захотелось ему есть,
Что хоть бы даже крошку съесть.
В подвале не было еды, –
«Уж затянули животы!»,
Осталось только воду пить, –
«Нам день иль два осталось жить!».
А кушать очень он хотел,
Еды, найти же не сумел.
Еду, искал-то он зазря,
Подряд четыре эти дня,
Его мамаша за труды
Не получала и еды.
Они, просили дать взаймы, –
В ответ лишь, лезут комары!
Пошел он мамочку будить,
Но вот беда: не разбудить!
Он пробудить ее не смог,
Вспотел лишь только и промок.
И что же делать тут ему?
«Ведь воровать я не пойду!..»
Да, воровать он не пошел,
Но все ж на улицу ушел.
И вот он вышел, что же там?
Стоит повсюду страшный гам.
Везде на улице шумят.
Весь день повозки тарахтят.
Везде был холод и мороз,
Сковал под шубами всерьез.
Наш мальчик был совсем раздет,
Был весь раздет, лишь в шаль одет.
И где бы здесь ему поесть?
Хотя бы корочку где съесть.
Какой же город, как велик,
И как народом весь бурлит!
Вот мимо дяденька идет,
В руках он хлебушек несет.
«О, хоть кусочек бы мне съесть!»
Но тот, собаке дал поесть.
И вот, увидел он вдали,
Сияют в стеклах огоньки.
Он побежал туда бегом,
Стекло блеснуло огоньком,
И вот он видит, там стоит
Большая ёлка, и «горит»,
На ней игрушечки висят,
Переливаются, звонят!
А между ёлкой и стеной
Танцуют детки все гурьбой.
«Но как же пальчики болят,
И слушаться уж не хотят!»
И вспомнил он про мать, скорбя,
И побежал, забыв себя.
И добежал он до окна,
В котором горница видна.
А в ней накрытые столы,
Еда, разложена в ряды,
Туда заходят господа,
Выходят – полные бока.
Малыш вошел туда, и вот,
Тут зашумели у ворот.
И только барышня одна,
Ему копейку подала.
Не мог он крепко ее взять,
Не мог и пальцем удержать,
И выбежал тогда скорей,
И затворилась за ним дверь.
«Но как же пальчики болят,
И ноги падать уж велят!»
И вдруг он видит, за стеклом,
Стоят три куклы в «золотом»,
И старичок открыв ладонь,
Поет, прося под их гармонь.
«А, может ожили они,
Но только выйти не смогли?..»
И вдруг, почуствовал – рывком,
Его схватили капюшон.
Ударив грубо, – треснув так,
Что он скатился за косяк.
Все закричали, он – бежать,
Как будто ветер догонять.
И забежал он за дрова,
Где всюду россыпью зола.
И притаился за бревно,
«Ведь тут не сыщут, и темно!»
Он отдышаться все не мог,
Устал, обмяк и занемог,
Присел он, скорчился, и вдруг,
Преобразилось все вокруг,
И стало так тепло-тепло,
И будто в горнице светло.
«А пальчики уж не болят,
И я совсем ведь не озяб!
Вот посижу здесь и пойду,
На милых кукол посмотрю.»
И вдруг он слышит над собой:
«Пойдем на ёлку, мальчик мой!»
И Кто-то за плечо обнял,
И нежно в щеку целовал.
А мальчик, руку протянул,
И он, как будто вдаль взглянул,
Увидел ёлку и ребят,
Они танцуют, говорят.
Они танцуют, и летя,
Целуют милое дитя.
А рядом матери стоят
И им, в их песенках вторят.
«О, мама, мамочка, моя!
Ведь ты со мной, и ты жива!
Но кто же вы, все дети здесь?
И кто же мог вас всех привесть?
И что за ёлка здесь стоит,
Как будто золотом горит?».
«А это милость всё Христа,
Что нас от гибели спасла,
Ведь мы такие же, как ты,
Замерзли мы, задохлись мы,
Одни в корзиночках своих,
Когда остались без родных,
Другие в смраде и во мгле,
Не выжили здесь на земле.
Другие же, не жив совсем,
Погибли в мраке средь «проблем».
Но все они теперь живут,
И вместе все хвалу поют!».
А их Христос, любя детей,
Благословляет матерей.
Благословляет Он, любя,
Любимое для всех дитя.
Все то дитя, что жить могло,
Могло бы жить, но нет его!
1997 год., г. Котлас, Архангельская обл.