Тимур Ибатулин (Timurmass)
Заслон
Я стоял на лыжне, тело сложившись пополам повисло на палках. Воздух с хрипом вылетал из разорванных неровным дыханием легких. Руки неприятно дрожали. В правом ботинке злостно расползалась сырость. Я все силился понять - как со мной, чистым гуманитарием, могло такое произойти?
В первый день: нас выстроили перед комиссариатом, выдали на каждую глотку по краюхе хлеба, бутылке воды и единице списанного с военных складов вооружения. Маршбросок последовал сразу. Во второй день мы перестали чувствовать себя людьми, передвигались на лыжах по полям, перелескам и чуть что кололи лыжными палками спину впереди идущего. Рваный бег разнородного человеческого сырья, подчиненный жесткому приказу командования, а именно - закрыть брешь в прорванной обороне.
Никто еще не видел врага, да и навряд ли мы представляли кому-то угрозу – необстрелянные, с расхлябанным вооружением - ополченцы третьего потока…
Морозный воздух обжигал щеки, покалывал легкие. Холодные редкие звезды прятались за близкие темные стволы деревьев. Странно было видеть наметенные в низинах сугробы. Белеющие на фоне вспаханной, замерзшей земли, они пробуждали чувство одиночества, и тогда невольная дрожь спазматически сотрясала тело. Пустота поселилась в голове и расширяла свою власть - пожирая мысли. Натертые плечи и ноги ныли. Они кричали от усталости и обещали выключиться на каждом шагу. Казалось дальше двигаться уже невозможно, а мы все шли, шли…
Как все началось? Не знаю… – изначально меня интересовали только мои формулы и студенты. Я не следил за политикой. Всегда считал, что политика и история – две продажные девки, что вечно замазывают друг друга макияжем или штукатуркой. Меня не интересовали политические анекдоты и сведенья о перестановках во власти. Не интересовало, а зря! Надо всегда читать, смотреть, слушать и, анализировать, анализировать… чтоб потом не опоздать и не нестись с прижженным хвостом.
Политика… обстановка последние месяцы рвала мир изнутри. Средства массовой информации плевались сообщениями о различных провокациях. СМИ пестрели заголовками: «…Убиты в нашей приграничной территории», «Случайные попадания при артобстрелах», «Варварская междоусобица в соседнем государстве», «Недружественная политика близких соседей» и так далее.
Все быстро привыкли. Общество перестало ужасаться и считать убитых в террористических актах или просто в частых взрывах природного газа в жилых зонах.
Я занимался наукой, казалось вот-вот произойдет прорыв в моих исследованиях, и плавающая точка наконец обретет точные очертания. Оглянулся я лишь когда рвануло во дворе института. Забегали спецслужбы с расследованиями. Меня словно подменили – теперь я не отходил от телевизора и ловил каждое слово любого политика. Всюду оживленно передавали информацию. Я слышал разговоры в интернете, по телевизору, на улице, в аудитории, по радио и даже просто – в булочной!
Мировая обстановка накалялась и я вместе с ней. Психовать на власть стало обычным делом, а снаряды все летели и летели в нашу сторону: осколочные, кассетные, фосфорные. Поговаривали даже, что находили следы грязно-радиоактивных.
Втихую расходились страшные слухи о прорыве на границе «множество жертв среди мирного...» и «возможно, завтра уже дойдут до…»
Эти речи поднимали беспомощную ярость в душе, сами собой сжимались кулаки. Вокруг бились стекла, кричали старики, женщины, дети.
Я взвизгнул. Болезненный тычок острием палки в спину заставил экстремально разогнуться. Но поворачиваться было некогда. Я снова побежал, поливая заднего богатым лексиконом профессорского языка. Получив следующий тычок чуть ниже первого я взвился, запутался в лыжах и чуть не упал. Я сразу стал более лояльным и терпеливым. Шел уже третий день нашей немыслимой гонки по перелескам с вещмешками за спиной на старых лыжах, с винтовками и с тяжелыми военными хреновинами на плечах, про которые из нехитрого инструктажа я знал только, как повернуть ее в направлении самолета, прицелиться корректировкой на скорость и нажать на неожиданно мягкую гашетку.
Снег здесь лежал уже везде – белое небо, белый снег и черные точки растянувшихся по лыжне ополченцев.
Перелесок закончился. Мы двигались по целине и шкурой ощущали, какая мы прекрасная мишень.
Сил ускоряться уже не было. Мы то и дело сбивались на шаг и тогда ротный подгонял нас острым солдатским словом, а порой и просто пинком сзади. Так было до тех пор, пока из-за близкой кромки леса не послышался низкий звук двигателей самолета.
На мгновение мы замерли, а затем в нас проснулись разом все родственники чемпионы спортивных состязаний. Я никогда не думал, что умею бегать с такой скоростью. Низкий гул быстро приближался.
Врагу не пожелаю бежать к спасительному лесу с налипшим на лыжи снегом.
Винтовку я бросил сразу, это не сильно помогло, скорость оставалась низкой из-за веса амуниции. Не тренированное тело разрывало болью, ноги подкашивались не слушались, и в мозгу билась пульсом единственная мысль: «Не упасть! Не упасть и добежать до деревьев!».
Загудело прямо над головами, задрожала земля.
Через короткое время я их увидел. Серебристые птицы очень привычных, знакомых очертаний.
Они летели очень низко, параллельными курсами.
А мы, зачем-то остановившись, все смотрели и смотрели: такие беспомощные и заметные на белом фоне. Моргнув, я сорвал с плеча хренотень, и лихорадочно прицелился. Конечно, я промазал. Я видел, как самолет приближается прямо ко мне. Струйка пота побежала по ложбинке спины, и неожиданно свело болью плечи. И вмиг отяжелевшие руки не слушались меня в дикой попытке успеть перезарядить и нажать на гашетку снова. Я торопливо приник к прицелу и опять промазал. Вокруг слышна была беспорядочная пальба и разъяренные крики ротного, а первый самолет вдруг дернулся, задымил, летя прямо на нас, падая прямо на нас…
Я стоял в полный рост. Судорожно сведенное лицо стало как резиновое - застыло нелепой маской испуганного зверя. Как в немом кино в белом рождественском небе метался второй самолет и вдруг загорелся, задымил. Это было непонятно - такое яркое пламя на фюзеляже большого приближающегося самолета – яркое оранжевое пламя и черными клубами столб дыма следом. Я видел знакомые с детства очертания крылатой машины и мозг автоматически привычно дорисовал на серебристой сигаре множество иллюминаторов. Пассажирский лайнер был уже весь охвачен огнем и страшно близок к нам. Раздался хлопок, машина сменила курс под странным углом. Она все падала и падала, казалось, что это будет вечно, новый звук и самолет развернуло вокруг оси. Пламя такое близкое, что, казалось, достать рукой не составит труда. Сквозь пламя хорошо различалась длинная цепочка иллюминаторов по борту. Белые точки лиц выделялись на фоне черноты словно метки на игральных костях. Раздался третий хлопок, самолет завис на месте и вдруг начал разваливаться на горящие, ужасающе медленно падающие куски. Я еще успел увидеть последний кадр, почувствовал сладковатую вонь. Затем меня накрыло жаром, ударило, завертело, подбросило… и я проснулся.
Мокрое одеяло душным комом лежало на моей голове, я скинул его.
Мятая простынь липла к телу.
Я встал. Огляделся. Перед глазами все еще был горящий лайнер и точки падающих тел…
И, этот мерзкий запах жаренного...
Казалось, запах все еще стоит вокруг - в комнате, под кроватью, среди вещей, с дымом и копотью, с чудовищным жаром открытого огня. Судорожно всхлипнув, я подошел к окну, и потянул за ручку форточки. Ворвался морозный воздух и щебет птиц. Ярко светило рождественское солнце. Дети играли на ледяной горке у искусственной елки и галдели не хуже птиц. Мир… вокруг был Мир!
Я стоял, и мысли ворочались в моем воспаленном сознании:
- Почему? Почему люди убивают друг друга?
- Почему мы так легко поддаемся общей истерии?
- Почему вначале стреляем, а потом думаем, а обычно стреляем не думая?!
- Почему во сне, начав стрелять, я даже не стал разбираться военный это самолет или гражданский?!
И почему всю историю Человечества всегда война и убийство?
Что случилось, если в современном просвещенном мире просыпаешься по утру после Рождественской ночи и нестерпимо ощущаешь вокруг запах жаренного человеческого мяса?
Не убивал, не калечил, не глумился, а чувство вины гложет невыносимо, и восприятие окружающего забивает ярость собственной беспомощности.
Где те магические заклинания, что изменят мир к лучшему?
Со времен Адама людей мучает вопрос - как сделать так, чтобы люди не убивали друг друга? Тысячи лет нет решения этого вопроса…
Неужели так и не найдется?..
***
Рождество… а ведь, пожалуй, среди заповедей Христа есть все ответы на эти вопросы.
Жаль, что не учил я эти заповеди с детства…
Екатеринбург
(8.01.2016 г. В квартире известного детского писателя).
P/S
Три дня назад писатель, размышляя о новой повести, вдруг спросил меня: «… почему люди убивают друг друга и, как сделать так чтобы убийство было невозможно?»
Я, думал все эти дни и не смог ничего толкового ответить, однако сегодня, в ночь на Рождество, мне приснился этот сон...
Январь 2016 г
(timurmass)