Мой первый фриц был рослым, молодым,
Он на земле раскинулся нелепо
И ослепленным взглядом голубым
Он сквозь меня глядел в пустое небо.
Когда я брал фашиста на прицел,
Он показался мне мишенью в тире,
И что упал? – ведь был здоров и цел! –
Одно пятно всего лишь на мундире.
Он был красив нерусской красотой,
Какой ни есть, а все же иностранец!
И нос, и лоб – с арийской прямотой,
И уходящий медленно румянец.
Он был, поди, для девушек герой,
Литая стать, накачанные плечи...
Ах, был бы он хотя бы фриц второй,
То мне, наверно, было бы полегче.
Других не помню, к ним не подходил,
Не потому, что каюсь или трушу...
Чужих, убитых кем-то, хоронил,
А всех «своих» фашистов прятал в душу.
Не раз меня срезало и секло,
Не раз лежал, судьбу свою итожа.
Ношу в себе металла полкило,
Но тяжелей мне та сквозная ноша!
Прости меня, мой самый первый фриц!
Когда пред Богом встану на распутке,
Уйди на миг из поминальных лиц,
Закрой глаза – слепые незабудки!