Взор-5

Борис Ефремов 2
ВЗОР

Великий Закон Общекосмического Развития

Книга первая

(Продолжение)

Приехать пришлось весной: несколько дней весны отец ещё прожил на этом свете: неполную неделю марта... Закопали мы его в мёрзлую землю... Я только и прикоснулся перчаткой к его уже обросшему белесой щетиной подбородку, незадачливо пытаясь прикрыть беззубую пустоту рта... И всё... И с этих пор полусиротой стал не только я, но и мой «ВЗОР». Поначалу работа над ним двигалась небольшими шажками, а потом всё чаще и чаще приостанавливалась, оттеснялась на задворки будничными делами.
Как-кто приснилось мне, будто стою я на берегу какого-то незнакомого, овально-продолговатого озера и вдруг откуда-то слева слышу тревожный голос, почти крик:
– Спасайте мать!
Оглянувшись, я увидел отца; он стоял на пустынном песчаном выгнутом берегу и показывал рукою на правую сторону озера. Там, по пояс в воде, стояла мать, то и дело как-то странно и беспомощно падая на спину: поднимется над серой рябью и снова упадёт.
И вот пришло письмо из Минусинска. Я прочитал, и кровь отхлынула от сердца. Начиналось оно почти отцовскими словами: «Спаси меня, единственный мой сын. Таня сживает меня со света, пьёт день и ночь. Водит домой незнакомых. Я их выгоняю, а она на меня с кулаками... Недавно схоронила мужа своего Андрея. Так вот, как будто бы тронулась... Она меня убьёт, мать-то свою... Андрей, говорят, сгорел от спирта. Выпил на ночь и почернел. А ещё у нас Юрку посадили, сына Таниного. Что-то своровал с дружками. Вот такие у нас тут нехорошие дела...»
Дела, действительно, закрутились некуда хуже. Пришлось срочно ехать домой, разбираться, мирить мать с сестрой, а когда выяснилось, что никакого замирения не случилось – перевозить мать к себе, на Урал. Впрочем, и на этот раз спаситель я оказался никудышный. У матери разболелись ноги; обследования и лечения ничего не дали; и она стала проситься в родные места.
– Уж помру, так ближе к своим...

Надо сказать, что частная наша трагедия разворачивалась на фоне трагедии общероссийской. Когда жив был отец, мы, понятно, говорили с ним не об одном Вселенском Разуме; ругали и ельцинскую власть; однако всегда с верой и надеждой, что она, в конце концов, поборет остатки советских злодейств, повернётся лицом к народу и дела свои направит на улучшение его абсурдного, никчёмного и совершенно не нужного нынешним управленцам существования. Слава Богу, что отцу не довелось видеть резкого и мало тогда предсказуемого отхода и Ельцина, и его кремлёвской дружины от возрастающих из месяца в месяц тягот людских и забот. Всё хуже да хуже становилось вокруг. Ради плохо скрытых целей своих – Кремль развязал войну в Чечне. Ради шкурных выгод президентская «семья» и преданные ей олигархи, а точнее – покрываемые законами безнравственно-алчные ворюги, растащили между собой общенародную, общегосударственную, а поскольку так, то и ничью собственность, набили карманы и счета долларами и рублями (дело до того дошло, что нечем стало россиянам зарплаты платить!).
Чтобы совсем не пропасть, ужесточило государство сборы всевозможных – и старых, и заново придуманных – налогов. Чтобы совсем не развалилась экономика, сдерживало обвальное падение рубля ежедневными многомиллионными вливаниями и без того не хватающих на хозяйственные дела денег. – И на этом все реформы заканчивались. И на этом все помыслы о жизни народной заглыхали. Давалась, правда, возможность ото всей разгневанной русской души материть власть (заново ввести цензуру по тому времени еще никто не догадался, а может быть, не осмеливался), да ведь от того, что выпускал паровоз лишний пар, никуда он с места не сдвигался, – так и стоял, вросши в рельсы заржавевшими колёсами.
И оттого-то она, жизнь наша, и становилась с каждым промелькнувшим днём всё более нищей, всё более униженной и всё более гнусной. Росли и росли цены. На всё. На хлеб, на мясо, на одежду, на бензин, на проездные билеты. Когда я ездил за матерью, мы с женой еще умудрились набрать денег без особой натяжки. Сейчас же, когда мать попросила отвезти её домой, влезли в крупные долги, и меня сразу же опустошила мысль: наверно, еду в родные места в последний раз; случись что с матерью – в Минусинск не вырваться.

(Продолжение следует)