Сегодня ты немного стало странным.
Досужий люд течет к тебе рекой.
А сторожей сменившая охрана
Блюдет и твой порядок, и покой.
Зайдя сюда, становишься добрее,
И учишься смотреть не под ноги, а вдаль
По памяти. Направо – там Андреев.
Недалеко – остроконечный Даль.
За церковью гораздо меньше блеска
Мелькнет местами даже буква «ять».
Ну разве что неукротимый Бесков
Двух пацанов не хочет отпускать.
А в глубине надгробного подворья
Просвет, как будто чистое окно,
Сын Афанасьев, мой родной Григорьев,
Открывший для меня Бородино.
Вернусь кругами на центральную аллею.
Напротив Жени Милочка лежит.
Ссутулив плечи, я возьму левее,
Где спит спокойно свой среди чужих.
Неспешно с мамой мы ведем беседу,
Ногами приминая мягкий снег.
В Татьянин день мы навещаем деда,
Отдавшего в наследство имя мне.
Прощание Славянки так некстати
Нам поднимает настроение, пока
Мы слушаем Балладу о солдате,
Глядя на Ивашова свысока.
От жизни, что ломала об колено,
Засохшее пятно на рукаве...
Я - пас. Я только что родился, Гена,
Когда ты шел по утренней Москве.
Обратно также не пройти в пол-силы.
Подстраивается мама под меня.
Спасибо вам за то, что с нами были,
Стрельцов, Численко, Спиридонов, Гаранян.
В те времена кормились мы бегами.
По жизни шли, танцуя, налегке.
В «сухой закон» сюда мы забегали
Подекламировать со стопочкой в руке.
Архивная газетная полоска
Петитом сообщает невзначай:
«Вчера С.Е. подрался с Маяковским,
Зайдя к их другу общему на чай.»
Твои стихи, как первый опыт плоти
Прикосновенья к девичьей груди.
Певец родных московских подворотен,
Скажи сейчас, что ждет нас впереди?
«Сошедшие со льда или с экрана,
Не бойтесь, что дороги нет назад.
Вам память отзовется несказанным
И синим, нежным окропит глаза.»
Что нам напишут в пригласительном билете?
Ответ он знает, видно не в первой.
Трамвай «Надежда», номер двадцать третий,
Спускается на Пресню с Беговой.