СЫН

Сергет
            

    Не коротка ни долга жизнь, но, как и любая дорога имеет свое начало и конец. И если начало еще как-то обозначено в  порядке событий, то есть имеется предначертание, то конец жизни не только не обозначен, но и не ожидаем. И по причине этой как бы жизненной недосказанности задаемся мы вопросом в череде бегущих дней: «А что дальше?»

   Ночь вступила в свои права и неумолимо наползала на делающий последние вздохи, успокаивающийся город.
Давно пора было заснуть, как это Он делал по обыкновению, но как-то все не спалось. Долго ворочался, старался подоткнуть под себя одеяло. Все безрезультатно. Вспоминался сын погибший, на прошедшей, никому непонятной и несправедливой войне. Непонятной от того, что происходила внутри самой страны, несправедливой от того, что мужчинам, жаждущим битвы, противостояли юнцы не только не «нюхавшие пороха», но и не успевшие понять, что есть жизнь. Но война не выбирает себе жертвы, она перемалывает всех, даже тех, кто непосредственно не принимает в ней участие.

Девятнадцать лет было парню-ему бы жить да жить. Такие как Он: хромой, весь в шрамах наполовину слепой живет, а молодые здоровые парни уходят. Как-то все несправедливо было в этой жизни.
   Он лежал, вперив  свой взгляд в темный потолок  и вспоминал. Сам после операции, отголоска ранения, лежал в госпитале, но накануне рождения сына  выписался. Еще от многомесячного лежания слабый, придерживая «зашитый» бок лез через забор, чтобы  поближе взглянуть на свое новорожденное чудо. Оступился, в глазах потемнело, оперся на каменную кладку, чтобы на виду у всех рожениц и новоиспеченных мам не потерять сознание и не  растянуться на старых, оставленных на газоне с прошлой осени листьях.
    Выдюжил! Поднял глаза и увидел в окне поднятый над подоконником кулек. Понятно дело, разглядеть, что было в кульке, не представлялось возможным. Да этого и не требовалось. Главное в нем был он- его сын. Понимание этого наполняло смыслом жизнь и делало все невзгоды незначительными перед лицом происходящих событий.
Дальше жизнь каждый день дарила ему новые ощущения. Купание в ванночке, первые гуления… Он вспоминал, как качал на своих коленях толстого, розовощекого карапуза, как тот засыпал у него на груди «по лягушачьи» расставив ноги.

    Лежа на спине, закрыв глаза, старался отогнать подкатившие слезы. Не смог. Даже через закрытие венки они пробивались наружу.Тринадцать лет прошло, как Алексея не стало. Жгучая влага, переполнив глазницы обжигая виски, впитывалась в подушку. Не было кома в горле, как это часто  бывает,  когда человеку горько.

      Спать Он не мог, не выдержав этого состояния встал, натянул старый солдатский бушлат, сколько сменил мест жительства за тридцать три года, все  таскает его с собой, всунул ноги в теплые онучи. Онучи мастерил сам из старой овчины, дратвой пришивая подошву, затем наклеивая резиновое основание. Тепло, легко и удобно!  Вышел на улицу.
    Пес нехотя вылез из будки за хозяином и покрутившись у ног скрылся в глубине сада.Он сел на завалинку, где последнее время сидел подолгу, задумался.
«Что папа, не спится?» -раздался тихий голос рядом.

    Он не дернулся от неожиданности, не обернулся, знал, что это Алексей. Что это он сидит рядом и спрашивает, почему ему не спится в эту темную осеннюю ночь.
«Да так, что-то так нахлынуло»- ответил Он и повернувшись увидел в сумраке прямой силуэт сидящего рядом .
   «Вот о тебе задумался, сынок, как то ты там, как чувствуешь себя. Как живешь? Фу ты! Извини, даже не знаю, как назвать. Одним словом как ты там существуешь?»

   «Да как тебе сказать папа, вроде и ничего. Много наших встретил, даже тех о ком ты мне никогда ни рассказывал. Но какие-то они все чужие….»
 
И на Его вопрос «Как это?»,- поправился : «не чужие, а спокойные что ли, отстраненные. Встречаемся, здороваемся, раскланиваемся, но не общаемся».
     «Что так сынок?»
«Да вроде бы и не о чем, дел-то никаких нет, а о прошлом… Пожалуй мало кто о нем помнит».
      «Нет, ты мне скажи, вспоминаешь ли нас, чего хочется, о чем думаешь?»
«Ну, знаешь… , часто хочется назад к вам, такое ощущение, как будто, что-то недоделал, что-то не выполнил, что-то забыл…»
 «Конечно, сынок ты забыл, что есть ночь и день, что есть любовь, что есть маленькие дети, которые рождаются от этой любви. Ты забыл, какое это великое счастье смотреть, как они вырастают, как первый раз пойдет своими толстенькими ножками по этой земле, твердо впечатывая в нее свои шаги, чтобы надолго след их и память о них осталась в родной земле. Ты забыл саму жизнь…

       Хотя как ты мог забыть, когда даже не знал об этом. Ты не знал о том, что существуют болезни. Ты веселый, здоровый, красивый парень, ушедший в рассвете сил, ты много чего не знал. А теперь и не узнаешь!»
        Помолчали, Он поежился от залезающей под бушлат прохлады. А сын сидел неподвижно глядя перед собой невидящими глазами.
       «Нет, ты  мне все же скажи, как там?»
«Где там, папа?»
       «Ну там, на небе, что ли».
«Да нет там ничего, там сплошной сумрак, там… Нет там ничего, там одна грусть, папа»,- повысив голос произнес сын.
«Если кто-то еще помнит, такие как я ушедшие молодыми, те у которых не израсходована память жизни. Те, кто еще помнит….Ты даже не представляешь, стоят они по краю…»
        «По краю чего сынок?»
«Не знаю папа, как это назвать, у этого нет названия. По краю того, что там находится и смотрят вниз»
        «Так вы что видите нас?»
«Нет, вас папа не видим, Мы чувствуем вас. Каждый день, каждый час, минуту…»
        «Сынок, а у вас день такой же длины, как и у нас?»
«Нет, папа наш день это вечность».
       «Да сынок, наверное, очень тяжело это знать, что кто-то там внизу есть, а ты не можешь с ним встретиться, поговорить, обнять его?»
       «Нет, постой, а как же ты оказался сегодня здесь?»
«Ты позвал меня папа. Ты думал обо мне и звал меня».
       "Так я же звал тебя довольно часто, а думал о тебе постоянно, а особенно в тот год когда ты погиб»
«Нет, папа, тогда ты  жалел меня , а сейчас только позвал. Вот я и здесь».
        «Я тебя понял сынок, ты пришел за мной? Наверное, это правильно. Когда мертвые приходят за живыми, как же последние найдет дорогу. Только все же горько от того, что дети уходят раньше своих родителей, не в свой черед. Не справедливо это. Если я обидел тебя, чем-нибудь, ты прости меня сынок. Я не успел тебе этого сказать еще тогда, ну тогда еще до…, ну ты знаешь. Я очень люблю тебя сынок. И наверное есть в этом и моя вина в том, что тебя теперь нет».
«Нет, папа в этом твоей вины нет. У каждого свой срок. Если мне дано было прожить девятнадцать лет, то я их прожил. Если бы было дано прожить больше, то я прожил бы дольше. Так написано в книге судеб».
         «Сынок, а ты что это за книга судеб? Ты ее видел?»
«Нет, я ее не видел, но так считается, что там написано».
         «И все же скажи мне как там?»
«Узнаешь, папа».
         «Так что, мне уже собираться?»
«Как хочешь, это твой выбор. Я пришел за тобой, но ты можешь со мною не пойти. Туда уходят не те, кто должны, а те, кто готов. Если ты еще не готов можешь остаться».

         Алексей все также, не меняя позы, смотрел перед собой. Он обернулся к сыну, стараясь навсегда запечатлеть миг встречи, но слезы опять застили глаза. Украдкой смахивая их произнес : «Знаешь сынок, я еще наверно останусь. Я не могу вот так уйти в ночь, не попрощавшись с  твоей матерью, не повстречав твою сестренку. Она недавно родила пацана, внука. Для тебя,  стало быть для  племянник. И именем его нарекли Радомир. Представляешь, радуется миру. Редкое имя на сегодняшний день».
«Да папа редкое, а меня назвали Алексеем».
         «Алексей, Алеша, я как-то тогда не думал, что  это имя обозначает  «божий человек», может этим и предрешена была твоя судьба!»
"Нет папа моя судьба была предрешена другими обстоятельствами… Ну да что обо мне, речь теперь о тебе».
         «Я рад был встречи с тобой, сынок», он повернулся к сидящему рядом с ним сыну и протянул руку. Рука упала, не встретив тела.

         «А мы с тобой  не последний раз встречаемся, папа», Алексей встал и медленно двинулся к калитке, которая по обыкновению была заперта. И уже калитка сама распахнулась, но в ее светлеющем проеме не виден был силуэт уходящего сына. Калитка так и осталась распахнутой. Пес вновь вылез из будки, как и успел туда пробраться, подошел к калитке и глухо зарычал. А затем сел на хвост и завыл. Не в землю завыл, к покойнику, а в небо. Видно прощался с Алексеем.
Он встал. Поднял голову и, щурясь в небо, промолвил «Прощай Алеша, до скорого свидания». Воспоминание о внуке направили его мысли в другое русло. Направляясь в дом, он старался вспомнить, что должен был сделать на завтра. И тогда он не знал, что свидание с сыном состоится ой как не скоро. Но это по меркам жителей земли. А у Алексея была вечность, только будет ли он помнить его, своего отца, так долго.