Палые листья - былого ковер,
Для забвенья покров,
Но не смерти пристанище вовсе.
Там, где ковер сей
Ткался годами,
Их десятками, сотнями, дольше, и дольше,
Там способность обрел быть источником жизни,
Богатой и щедрой настолько,
Что и представить почти невозможно тому,
Кто кроме слонов, людей и жирафов,
Творений иных примечать не желает.
И - зря!
И землеройка, и мышь,
И червь дождевой,
И желудь, который в подстилке лесной
Своего дожидается часа,
И грибница, что скрыта под пологом тайны
От самОй первобытности жизни,
А возрастом старше деревьев иных -
Все роскошество Жизни, как не ценить?
И создалось сие
Падением листьев,
С Дерев всех, кои
От гОду год
Землю щедро кормили
Одеждой своей.
Много тайн накопили они
В покровах опавших,
И многослойное Мира богатство взрастили
Того, что не зиждется лишь
На львах, слонах и жирафах,
Хоть и те все - достойные части его,
Без сомненья...
...
Но Город...
Палые листья не любит,
Предпочитает он умбру,
И еще - причесать
Свою землю
До черноты,
И расчертить,
И исполосовать
Граблями своими стремится
Столь отрадным ему
Поперечно-серым узором.
И называется это порядком,
И чистотою!
А сгребенные листья,
Их загружают в машины
И исключают
Из многослойности Мира.
Но Городу что?
Многослойность ему ни к чему,
Ему нужна чистота!
Пусть так,
Но ведь листьев сброшенных кроме,
Есть истинный мусор,
Зловреднее он не в пример,
И Город его производит обильно...
...
Впрочем, вот и мораль сочиненья сего:
Деревья не мусорят,
Не мусорит Город,
Ибо бездушен,
Но кто-то живет в нем
И делает мусор,
И из всех таких прочих,
Мусорит лишь -
Человек!
25 ноября 2015
Artwork: Chrles E. Burchfield - Autumn Leaves at Play, 1950-59