поутру оживают лифты, люди заполонят метро, и спросонья немного хрипло кто-то скажет: тебе свезло этой ночью с ума не съехать, память шепотом вороша, истеричным рыдая смехом так, что скорчилась вся душа.
повезло… только лишь отсрочка. выцветаешь. у строк в стихах смысла нет. твои заморочки не позволят ему стихать. на страницах пустых блокнотов его мир продолжает жить, все расписано, как по нотам: профиль, голос, протектор шин, номера телефонов, коды, новый адрес и старый кот…
отчего необъятен холод? отчего снова сводит рот в бесполезном, соленом плаче? чай не сладок от слез уже. почему не срослось иначе, почему продолжает жечь под ребром нестерпимым скерцо. утро, вечер, еще, еще. от него никуда не деться, только он тебе запрещен.
вот такая ладонь – без линий, в сигаретном дыму лицо и букет полумертвых лилий – ни ответчиком, ни истцом – увядающей тихо тенью среди скучными ставших стен.
ты не можешь уже терпеть и…
продолжаешь сдаваться в плен этим теплым рукам… но бывшим, взгляду – там, где тебя и нет.
он уже ничего не слышит, не сказать тебе слов в ответ – губы в трещинах поперечных, обезвоженнее пустынь. не ищи его черт во встречных. как ни больно тебе, остынь. равнодушием город выжжен, будь то Вена/Варшава/Рим.
отпустить его надо, слышишь?
прогорев, уже не горим.