Эта дорога к Храму ноги до крови сбивает.
Впрчем, Храм стародавний повергли сто лет тому.
Свято место, пусто недолго бывает,
Вот и выстроил дьявол вместо Храма тюрьму.
Народ, что дотоле истово в Храме молился,
С покорством неистовым шконки в тюрьме заселил,
Со страху сомлел, с долей своею смирился
И веру в Б-га на верность божку заменил.
Прописка, приписка без права на переписку,
Жизнь без участья и без причастия смерть,
Смертельные риски, а также расстрельные списки,
Только бывало уляжется шторм, разыграется смерчь.
К счастью божки, хоть и вечны, но не бессмертны –
Вот и этот сподобился адовы печи топить.
Божок-то подох, но рати его несметны,
Что оставалось народу? Страхи в вине утопить.
Так и топил, и топил, сам чудом не утопился,
А всё же тюрьму ту под руку горячую снёс,
С духом собрался, от глаз дурных утаился,
И Храм из тюремных обломков по новой вознёс.
В новоявленном Храме молитвы глухо звучали –
Ведь тень от божка на стены и своды легла,
Слова утешенья не утоляли печали,
А по углам расползлась беспросветная мгла.
И народ потихоньку подался в чужие пределы -
Травы забвенья некому стало косить.
Опять перестройки, перекройки да переделы,
Но голову грешну, как и прежде, попробуй сносить.
В Храм зачастили чинодралы и фарисеи,
Тщась из тени божка по старинке божка сотворить,
Да не заладилось дело – народ пахал, но не сеял,
Не ведая толком – творить, то ли бед натворить.
Храм вконец захирел, обезлюдел и затворился,
Прибежище ветра, пристанище туч грозовых,
Но тени исчезли и мрак по углам растворился,
И стены отмылись в купели дождей озорных.
А что же народ? Народ страстей натерпевшись,
В сердце нашарил тропинку в утраченный Храм,
И ноги до крови сбивая в хождении пешем,
С души отодрал жгучий предательства срам.
К Храму дорога пряма, долга
и строга,
Да вот травы забвенья по обочинам
сбились в стога.