Снова январь. И бутылка. И кошки под ребрами.
Снова глазницы сиренево-черным очерчены.
Ручка. Бумага. К столу привязали веревками…
Пьяные мысли? Заблудшие музы? Не черти ли?
Пели о счастье – осипли, устали и плюнули.
Стоит ли бегать за ним по просторам зигзагами?
Строчат дрожащие руки под пыльными люстрами
Хроники бедных лошадок, по-варварски загнанных.
Счастье опасно, поскольку эффект привыкания
(Что неизбежен) имеет эффекты побочные.
Выдержат ли перемены сердечные камеры?
Не поредеет ли грива до жидкой оборочки?
Страх высоты – производная страха падения.
Страх рисковать в результате рождает апатию.
Все, что осталось – словесные хитросплетения
Вдавливать в лист, ощущая опору лопатками,
То есть статичность стены (хоть изрядно обшарпанной).
Но ощущение тяжести кармы и данности
Нам позволяет бежать от пугающей шаткости
Редкого счастья (гораздо надежней – страдание).
Что нам теперь пузыри перламутрово-мыльные?
Нам ли опять постигать траекторию циркуля?
Слаще – убогое право надменной ухмылочки,
Мягче – удобное кресло заядлого циника.
Так и бредем по сугробам в поношенной обуви.
Снова январь. Календарь начинается заново.
Давит на плечи мешок разношерстного опыта,
Тянется шлейф тошнотворного трупного запаха.
Пьяная ночь обнимает ручонками дряблыми.
Контуры ярких вещей обрамляются радугой.
Стол и бутылка. Стишок на листе накарябанный –
Как оправдание жизни, ничем не оправданной.