О державине

Вера Линькова 2
Размышления у книжной полки



«ПРЕД ТРОНОМ НЕ СГИБАТЬСЯ…»

               
                Вера Линькова

 2003-ем году, в честь 300 –летия Петрозаводска в Губернаторском парке, рядом с замечательным архитектурным ансамблем Круглой площади, был открыт памятник Гавриилу Романовичу Державину.  Памятник этот  - первому русскому поэту эпохи Просвещения и в то же первому губернатору Олонецкого края. И если с поэтическим наследием  Гавриила  Романовича  мы  знакомимся еще в школе и хорошо знаем его вклад в русскую поэзию, то о его губернаторской деятельности знаем намного меньше.
В чем же заключался вклад Гавриила Романовича в русскую поэзию? Его не менее великий предшественник – Михаил Ломоносов  ввел в поэзию жанровые каноны классицизма – теорию трёх штилей: высокий, средний и низкий (то есть, трагедия и ода, комедия и элегия, басня и эпиграмма), и стал первым, кто смог внести канонические принципы классицизма в русскую литературу  и реформировать русскую грамматику.     Державин же первый, смело смешивая стили, заговорил «забавным русским слогом» - ясным, живым и простым, ввёл в речь выражения народной поэзии, чем внёс неоценимый вклад в развитие русского языка и стал предвестником новой литературной эпохи, на пьедестал которой взошёл великий русский поэт А.С. Пушкин. И не случайно  строки  стихотворения Пушкина « Я памятник себе воздвиг нерукотворный» перекликаются с державинскими строками – «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный».
И конечно, когда Державин писал эти строчки, то имел в виду совсем не этот памятник на гранитном постаменте, возвышающийся над аллеями губернаторского парка. «Чудесный, вечный» - это памятник, который и есть славная память о верном служении отечеству, о том следе в истории, который оставляет человек своими делами. Именно своими делами на посту губернатора и теми произведениями, которые возникли потом под впечатлениями обзорной поездки по Олонецкому краю, великий поэт Державин оставил о себе добрую память на карельской земле.
Но как же так случилось, что поэту мирового значения выпало поселиться в губернском городе Петрозаводске и управлять государственными делами? Для ответа на этот вопрос обратимся к историческим фактам.

          ПОЭТ, «ОБЛАСКАННЫЙ ЕКАТЕРИНОЙ»
   
      Стихи Гавриил   Романович  писал  ещё будучи гвардейцем Преображенского полка.  В результате государственного переворота 1762-ого года, в котором принял участие полк, где служил Державин, на престол вступила Екатерина П.
В составе этого полка,  и уже в должности офицера, Державин участвовал в подавлении восстания Емельяна Пугачёва.
      Опасности военной жизни не могли заглушить в Державине поэта. По долгу службы, он обязан был наказывать последователей Пугачева, виновных в расшатывании государственного устоя, но его вольный дух поэта во многом не соглашался с методами наказания и преследования. Его решительность и нежелание потворствовать  слабостям начальства, ярко выраженное чувство собственного достоинства, вызывали гнев  высших чинов. Главнокомандующий граф Пётр Панин даже грозил повесить его вместе с Пугачёвым. Державина не только обошли наградами, но и посчитали быть недостойным военной службы. 
      Выйдя в отставку, Державин пошёл на государственную службу. Должность  статского советника в Сенате давала ему больше простора и возможности для поэтического творчества.  Благодаря этому, в 1779 году и начинается его творческий расцвет. В журналах появляются его замечательные новаторские произведения - ода «На смерть князя Мещерского», «Стихи на рождение в севере порфирородного отрока». Хотя стихи эти печатаются без имени автора, но они уже начинают вызывать интерес у просвещённой читательской публики.
Ждали поэта и продвижения по службе.
       Когда в 1784 году указом Екатерины 11 Олонецкая область была выделена из состава Петербургской губернии и преобразована в самостоятельное наместничество, а столицей её вместо Олонца стал  город Петрозаводск, императрица подписала указ о назначении офицера Преображенского полка в отставке, действительного статского советника Гавриила Романовича Державина на должность правителя вновь образованного Олонецкого наместничества.
Чем же было обосновано такое решение императрицы?
 
  Пожалуй, дело здесь в качествах самой Екатерины, которые именно так охарактеризовал известный историк Ключевский:
«У Екатерины был ум не особенно тонкий и глубокий, но гибкий и осторожный, сообразительный. У нее не было никакой выдающейся способности, одного господствующего таланта, который давил бы все остальные силы, нарушая равновесие духа. Но у нее был один счастливый дар, производивший наиболее сильное впечатление: памятливость, наблюдательность, догадливость, чутье положения, уменье быстро схватить и обобщить все наличные данные, чтобы вовремя выбрать тон».

Видимо, назначение Державина губернатором и относилось к понятию «вовремя выбранного тона».

   Сами по себе факты карьерного роста Державина – как его военная служба, так и государственная служба в Сенате –  вряд ли  могли привлечь внимание государыни. Гавриила Державина Екатерина  заметила именно тогда, когда в 1783-ем г. в журнале « Собеседник любителей русского слова» была опубликована его ода «Фелица», иносказательно воспевающая образ «богоподобной царевны». В этом образе императрица узнала себя,  была весьма растрогана и заинтересовалась именем поэта, который сумел так возвеличить ее. На самом деле, идеализировать.  Но можно ли это считать лестью поэта? Подобное утверждение  было бы слишком поверхностным и далёким от истины.
         Обращаясь к истории государства Российского, мы заметим, что почти  4 десятилетия после Петра 1, на  царском троне восседали малограмотные, а то и вовсе безграмотные  цари и царицы, которые, предаваясь утехам роскошной разгульной жизни, мало интересовались, а точнее, и не интересовались вовсе ни государственными делами, ни процветанием российской империи. И конечно, когда на трон наконец-то взошла образованная правительница, сумевшая «переиграть»  своего непопулярного мужа – Петра 111,  сталкивающего Россию к неминуемой пропасти, Державин, как и многие другие его соотечественники, преисполнился надеждами на лучшее будущее..   И ода «Фелица» была  написана им  для того, чтобы поддержать государыню такого уровня,  просвещённую и радеющую за Россию. Конечно, он надеялся на то, что государыня заметит его строки. «Фелица», безусловно, помогла и его карьерному росту. Понятие же «карьерный рост» здесь можно истолковывать исключительно, как желание поэта не оставлять свои помыслы только в стихотворных строках,  Он испытывал желание и на  деле верою и правдой послужить претворению в жизнь собственных идеальных воззрений на управление государством.
   Умная императрица хорошо это понимала. Державин – человек чести. Преданность свою основам империи доказал  участием в подавлении пугачёвского бунта. У современника же этот факт биографии поэта вызывает некоторое недоумение. Как же, поэт, которому должно быть понятным, что такое стихия вольного духа, и вдруг – подавляет эту стихию в народном бунтаре? Получается, что он не на стороне народа… Но, не стоит судить преждевременно. Выполняя свой офицерский долг по службе, проницательный ум Державина, как точно заметил  профессор Д.Д. Благой, «сумел достаточно глубоко заглянуть в общее положение вещей в стране и достаточно точно понять социально-политический смысл восстания. Причину восстания он видел главным образом в тех угнетениях и произволе, которые царили повсюду».

        Казалось, если унять жажду чиновничьей наживы и управлять государством правильно, то не будет и никаких народных волнений,  восстаний, бунтов. Державин не держит свою мысль в тайне. «После года пребывания в охваченных «колебанием народным» местах,  Державин писал казанскому губернатору Бранту: «Надобно остановить грабительство или, чтоб сказать яснее, беспрестанное взяточничество, которое почти совершенно истощает людей... Это лихоимство производит наиболее ропота в жителях, потому что всякий, кто имеет с ними малейшее дело, грабит их... если смею говорить откровенно, это всего более поддерживает язву, которая свирепствует в нашем отечестве».
      Поэт настолько был уверен в своих убеждениях, что  в цикле Читалагайских од, которые он сочинил будучи командированным в Саратовскую область, смеет высказывать эти мысли и самой императрице  в «Оде на день рождения ее величества, сочиненной во время войны и бунта 1774 года».

    Но ни эти мысли, высказанные в оде, ни сам Державин в ту пору так же не удостаиваются внимания Екатерины. Её вниманием удостаивается именно  ода «Фелица», где её величественный образ сияет на фоне её сатирически обрисованных «мурз». Прельщает государыню и само обращение к ней, как к мудрой правительнице:


Подай, Фелица, наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?

 «Весной 1783 года весь Петербург облетело новое слово — «Фелица», -- так описывал А.В. Западов в книге о Державине реакцию общества на выход оды.-- Громко говорили о том, что так называется ода, посвященная императрице, шепотом добавляли, что в ней досталось Потемкину, Вяземскому, Нарышкину, братьям Орловым — первым людям при дворе, знаменитым вельможам империи. Хвалили смелого автора, высказывали опасения за него: убережется ли от гнева осмеянных им фаворитов?
— Да где ж списать «Фелицу»?
— Ода напечатана в новом журнале «Собеседник любителей российского слова».
— А кто сочинил оду?
— Татарский мурза. Имени его не объявлено. Сказано, что переведена с арабского языка в 1782 году.
— Неужели с арабского?».
Вопрос несколько странный, поскольку  в книжке «Собеседника» можно было прочесть внизу страницы маленькое примечание от редакции : «Хотя имя сочинителя нам и неизвестно, но известно нам то, что сия ода точно сочинена на российском языке. 
Написав эти стихи, как признавался сам Державин, он был удивлён своей смелости.
    Ода  « Фелица» принесла поэту  известность. Она подкупала искренностью переживаний за столь сложное правление государыни, находящейся в окружении далеко не доброжелательных вельмож.
       Императрице и в самом деле было не просто выполнять поставленные перед собой задачи: просвещать нацию, ввести добрый порядок в государстве, заставить общество соблюдать законы, учредить хорошую полицию, сделать государство изобильным и в то же время грозным, внушающим уважение соседям.
      Екатерина щедро наградила воспевшего её поэта. Помимо подаренной табакерки, осыпанной бриллиантами и 500 червонцев, она лично приняла его во дворце, а так же поручила успокоить и обнадёжить  его в связи с отставкой: «Скажите ему, что я его имею на замечании. Пусть теперь отдохнет, а как надобно будет, я его позову».
Но двойственная по своей природе ода имела для Державина и двоякие последствия. И сама фраза
 «обласканный Екатериной», ставшая расхожей в литературных и дворянских кругах, заключала в себе и некоторое коварство. Екатерина лично рассылала осмеянным вельможам экземпляры журнала с напечатанной одой, помечая относившиеся к ним места, чем вызывала гнев  высокопоставленных вельмож и желание отомстить Державину. Именно эти обстоятельства далеко не лучшим образом повлияют потом на время его губернаторского правления и сделают жизнь Державина почти невыносимой.
      Как всякий гениальный поэт, обладая даром предчувствия, незадолго до назначения на губернаторский пост, Гавриил Романович завершил одно из самых глубоких философских произведений – оду «Бог», в которой звучит тема личного смирения пред высшими законами божественного бытия:

В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед Тобой – ничто.

    Эта ода появилась в апреле 1784-ого, а уже в мае Екатерина  отдает распоряжение о назначении  Державина губернатором Олонецкого наместничества.    И мысли, высказанные в оде «Бог»,  стали для поэта как бы основой, где он черпал силу принимать всё предстоящее, как Божью волю.
      Пока же события разворачиваются вполне пристойно.
      При воцарении Екатерины 11 Россия делилась на 16 губерний, как было заведено при Петре 1. Каждая губерния была больше любого европейского государства, и губернаторы не справлялись с управлением. Для реформирования сложившихся устоев предстояло увеличить количество губерний, видоизменить границы и определить новых губернаторов.  Нужны были верные исполнители законов и надзиратели над соблюдением законностей. Такого преданного и верного исполнителя Екатерина и увидела в лице автора «Фелицы» поэта и статского советника Гавриила Романовича Державина.

«Умение быстро схватить и обобщить все наличные данные», видимо, и подсказало императрице, почему бы не попытаться поэту претворить добрые намерения не только на поэтическом поприще, но и в реальном служении реформам государства Российского?  Собственно,  она дала возможность Г.Р.Державину на деле реализовать свои воззрения на власть: "пред троном не сгибаться, стоять - и правду говорить".

     Но это всего лишь видимая сторона. И мало кто в подобном стечении обстоятельств заподозрит скрытый подвох. Чтобы вникнуть в суть происходящего, следует учесть тот аспект, что ради даже гениального поэта Екатерина не собиралась ссориться со своими вельможами. Она-то знала, чем такая ссора может закончиться. И мудрость её решения заключалась в простом выходе – сослать поэта, куда подальше. А потомки за тем пусть гадают: наградой был губернаторский пост для Державина или почётной ссылкой?


«УПОВАЮЩЕМУ НА СВОЮ СИЛУ»

     Как утверждают исследователи творчества Державина, с одной стороны, поэт и статский советник был рад возможности продвижению по службе. С другой – несколько огорчён. Всё-таки, будучи уроженцем села Сокуры Нижегородской области, сорокалетний поэт и офицер в отставке надеялся получить назначение в родную вотчину. Он даже успел переправить туда часть своих вещей… Но, не случилось. Указа императрицы оспаривать он не смел.

22 мая (по старому стилю) 1784 –ого года указом Екатерины 11 было создано Олонецкое наместничество. (Как самостоятельная территориальная единица Олонецкой губернией она будет называться в 1801-ом году).

      И вот, 25 сентября того же года вновь образованное Олонецкое наместничество встречало на Круглой площади Петрозаводска своего губернатора – Гавриила Романовича Державина.  Каково оно на деле – выполнять свой собственный принцип: «Пред троном не сгибаться, стоять - и правду говорить» поэту ещё предстоит испытать в борьбе с местным чиновничеством. Конечно, откуда было знать Державину, что осмеянные им в «Фелице»  вельможи уже начнут претворять в жизнь план мести.

     Поначалу всё шло хорошо. Державин с семьёй поселился в одном из домов, прилегающих к ансамблю Круглой площади. Красавица жена Екатерина Яковлевна играла на арфе. Сам губернатор любил играть на скрипке. Часто из губернаторского дома доносились звуки прекрасной музыки.

    Генерал-губернатор Тутолмин поначалу встретил приезд Державина доброжелательно. Он тоже писал стихи, и, казалось, у них были общие интересы на литературном поприще. Но на этом общность их интересов и заканчивалась. Тутолмин, в отличие от Державина, был настоящим чиновником, которому присущи все качества чиновничьего мира, включая и жажду наживы, и кумовство…  В Петрозаводск из Санкт-Петербурга он перевёз всю свою родню, раздав ей важные посты.   Державин же взял с собой в качестве помощников  лишь троих своих недавних студентов.  Чиновничество в Олонецком наместничестве было в основном малообразованным или необразованным вовсе. И потому губернатор позаботился в первую очередь не об устройстве родственных кланов, а о том. чтобы у него были грамотные помощники в управлении государственными делами.

     Тутолмина, зная его любовь к почестям, местные власти встречали пушечными салютами и подношениями. Вот с таким человеком, бок о бок предстояло  работать  Державину, совершая надзор над соблюдением законности и претворяя в жизнь реформы императрицы. Ну, а если ещё и учесть тот факт, что Тутолмин был лицом близко связанным с осмеянным в «Фелице» Вяземским, то можно с уверенностью сказать, что план мести «высеченных» Державиным «мурз» стал осуществляться с первых шагов пребывания поэта на губернаторском посту. Тем более, что Тутолмин воспринимал назначение  Державина губернатором иронически и про себя называл его не иначе как «изгнанным мурзой». Догадывался ли об этом сам Державин, доподлинно неизвестно, но надо полагать, что при таких обстоятельствах несговорчивый характер и принципиальность поэта вряд ли могли сулить ему спокойную и счастливую деятельность в чиновничьей среде Петрозаводска.

    Итак, каким предстал перед Державиным провинциальный город, в котором поэту предстояло проводить екатерининские реформы? В городе насчитывалось всего 396 домов с 3254 жителями. Из них 682 – должностные лица с семьями, 318 – купцов, 684 – ремесленники, 396 – мещане и 1970 человек – просто обыватели. Класс дворянства в Петрозаводске отсутствовал.

     К своим должностным обязанностям губернатор Державин приступил сразу. О том, чтобы это стало возможным, он позаботился заранее. Зная, что в  присутственных местах, в отстроенном для правления наместничества здании  нет даже  мебели для работы, он занял у банкиров под 14 процентов 100 рублей (по тем временам это очень большие деньги), закупил необходимую мебель и вместе со своей библиотекой в 3000 книг, отправил всё водным путём.  Это позволило ему без времени на раскачку с особым рвением приступить к работе.

    В  Национальном архиве РК хранятся сотни документов за подписью    «Гаврила Державин», что свидетельствует о его многогранной и  активной работе.   Документы архива подтверждают и множество проблем, которые пришлось преодолевать  Державину-администратору. Ведь круг обязанностей губернатора был обширным. Ему предстояло надзирать за соблюдением законов, заниматься управлением полицией, выполнением рекрутской повинности, а также следить за сбором податей, чтобы аппетиты чиновников не росли сверх меры. К чему приводят непомерные сборы податей, он помнил по Кижскому восстанию олонецких приписных крестьян, которое было подавлено за 13 лет до его вступления в должность. Помнил он, что "разорение и бедность нередко бывают причиной вящих предерзостей и преступлений".

     Под его руководством было и губернское правление, и приказ общественного призрения – вновь созданное учреждение, осуществляющее надзор над школами, богадельнями, больницами и сиротскими домами.
Наблюдая за деятельностью Александровского завода в Петрозаводске, он один из первых позаботился и об охране природы,  о том, чтобы не истреблялись леса.
     Как свидетельствуют архивные документы, он много работал над осуществлением губернской реформы Екатерины 11. Участвовал в проведении границ между Россией и Швецией, в составлении планов уездных городов и карты Олонецкого наместничества, обязывал чиновников собирать материалы о северных карельских деревнях, таких как Реболы, Войницы, Юшкозеро и других. Эти материалы сохранились и поныне.
Державин смог бы сделать гораздо больше, когда бы ему не приходилось тратить силы и время на борьбу с чиновничьим произволом. Самому чиновничеству этот патриотически праведный настрой губернатора вряд ли был по нраву.

ГДЕ ПРАВДЫ НЕТ…
   
"… нельзя там ему ужиться, где не любят правды" – Державин.
  Итак, поселившись в Петрозаводске, Державин приступил к выполнению своих губернаторских обязанностей. Его преданность закону, требовательность от подчинённых бескорыстного отношения к службе вызывали сопротивление со стороны чиновников. И это мягко сказано. «…одновременно с монаршими милостями и литературной славой «Фелица» навлекла на Державина негодование со стороны высмеянных и сатирически изобличенных им екатерининских «мурз». Именно с этих пор начинается жестокое и непримиримое гонение на Державина со стороны  Вяземского и многочисленной партии его друзей и прихлебателей, причинивших поэту немало и служебных неприятностей, и личных огорчений и обид.»

   В исторических документах нередко встречается приклеенный к поэту ярлык – «вздорность характера». Но правомерно ли такое суждение? Ведь и в наше время любого честного гражданина, вступающего в борьбу с чиновничьим аппаратом, считают человеком вздорным. Так что говорить о поэте, призванном нести государственную службу! А именно таким, зарвавшимся чиновником, оказался  генерал-губернатор Тутолмин, который решил вдруг обложить население новыми сборами и податями, сверх того, что требовалось казенной палатой.

    В «браздах правления» случилась некая противоречивость. Державин был призван надзирать за соблюдением законностей, а его непосредственный начальник – генерал-губернатор Тутолмин сам нарушал эти законы.

      И здесь снова возникает вопрос, а почему губернатор Олонецкого наместничества должен был подчиняться какому-то ещё генерал-губернатору? Разве губернатор не самое главное лицо? Чтобы ответить на этот вопрос, следует разобраться в исторических перипетиях.

     Помимо Олонецкой, в наместничество входила также и Архангельская губерния, губернатор которой Тутолмин выбрал в качестве своей резиденции тоже губернский центр  - Петрозаводск.
    Дело в том, что когда во второй половине 18 века вокруг медеплавильного петровского завода, стоявшего на берегу Онежского озера, стало развиваться градостроительство, то по новому порядку вместо прежних воеводских канцелярий  стали вводиться вновь создаваемые учреждения – наместническое правление, губернское правление, верхний и нижний земские суды, казенная палата и др. – город стали наводнять чиновники, и тихая жизнь в нём забурлила. Видимо, вновь открывшиеся возможности  и вызвали у  губернатора Архангельской области желание выбрать в качестве резиденции Петрозаводск, а не крупный культурный центр северного края  - Архангельск. Здесь с набором своих чиновников у него  было больше возможностей  «развернуться». Вот только, «развернуться» как следует, мешал прибывший губернатор Олонецкого наместничества – Державин.

   В отличие от Державина, у Тутолмина уже был опыт губернаторского правления в Твери и Екатеринославле. Потому и в  Архангельской губернии он чувствовал себя полноправным хозяином, руководствуясь прежним опытом. Опытом стяжательства и наживы, надо заметить. Ибо краем, как таковым, он не интересовался. И потому принялся издавать указы, хорошо прошедшие в других губерниях, но не популярные в  Олонецком крае. Его Указы о вырубках и лесопосадках не учитывали ни особенностей этого края, ни жизненного уклада населения. Как не учитывал всего этого Указ и о новом обложении  сборами и податями сверх того, что требовалось казённой палатой. Губернаторы имели огромные полномочия, но вот издавать свои законы права не имели. Вряд ли Тутолмин этого не знал. Вполне возможно, он специально издал такой Указ, чтобы подразнить Державина, показать законнику, что у него, Тутолмина, прав больше и поддержка куда более мощная, чем у присланного губернатора.

      Указ о новых поборах, отягощающих и без того сложную  жизнь олонецких крестьян, вызвал протест у Державина. Как-то, получив текст судебного постановления с исправлениями рукой Тутолмина, Державин обнаружил, что Тутолмин вмешивается и в решения уголовной палаты. Молчать не стал и со свойственной ему прямотой в резкой форме высказал всё Тутолмину, напомнив ему указ 1780 года.

    Из тайной «подковёрной» игры, навеянной шлейфом «Фелицы», вражда перешла в отрытую фазу. Она началась по принципу – «двум медведям в одном малиннике не ужиться». Доходило даже до абсурда.  В казенных бумагах было зафиксировано «Дело о медведе», затеянное против Державина. Заведению такого  дела послужил почти комический случай, когда за чиновником в судебный процесс увязался  домашний медвежонок. Медвежонок жил в  губернаторском доме у чиновника Аверьянова. Заседатель Верхнего земского суда Молчин,  давний знакомый Державина, часто приходил поиграть с ручным медвежонком. Однажды Молчин отправился на службу, а медвежонок увязался за ним и дошёл до дверей суда.  В комнате сидело двое заседателей. Чиновник, обнаружив увязавшегося за ним медвежонка, решил пошутить. Он сказал заседателям: «Идите встречать нового члена суда Михайла Ивановича!» Заседатели о таком назначении ничего не знали и потому удивлённо переглянулись. В это время Молчин со смехом открыл дверь и, впустив медвежонка, принялся кормить его хлебом. Когда медвежонка стали выпроваживать из суда, Молчин с наигранной серьёзностью произнёс: «… Не повредите зверя. Ведь медведь-то губернаторский!»

    Когда бы не  разразившаяся вражда  между двумя губернаторами,  здравомыслящие люди  весело посмеялись бы над случившимся эпизодом.  Но шутка возымела далеко не шуточное для Державина продолжение. Дело в том, что родной брат генерал-губернатора Туломина был председателем верхнего земского суда. Заискивающие перед ним заседатели решили воспользоваться случаем и стали раздувать скандал и заводить «дело о медведе». Всем хотелось выслужиться перед Тутолминым. А генерал-губернатор Тутолмин всегда с радостью мог доложить Вяземскому, каково здесь в медвежьем углу работается «сосланному мурзе» Державину.

       Начались интриги, «подставы», ложные доносы. У Державина было достаточно доказательств неправоправных действий Туломина. Но на стороне  его противника любителей прислуживаться в чиновничьей среде было значительно больше, чем у принципиального блюстителя законов поэта-губернатора Державина.
(Случай с «делом о медведе» интересно и подробно описан в книге  А.В. Западова «Державин»)

   Тутолмин составил кляузу относительно «Дела о Медведе» и подал её  своему брату  в Петербург. Звучала эта кляуза, как чрезвычайное происшествие. Дескать, Державин, чтобы посмеяться над судьёй Тутолминым, заставил Молчина привести медвежонка в суд. Молчин послушался, привёл медвежонка в суд, посадил в кресло секретаря, намазал ему лапу чернилами, и медведь обмазанную чернилами лапу накладывал в качестве подписи на служебные документы, которые  подавал ему секретарь. Неслыханное неуважение к суду! Дескать, медведя сделали председателем! Молчина потребовали предать  уголовному суду, но Державин вступился за него. Тогда решили предать суду  Державина и с такой просьбой обратились в сенат. Мол, губернатор-стихотворец делает медведей председателями, чем оскорбляет суд. Сенат потребовал от Державина объяснений. Потратив много времени, Державин составил бумагу, в которой убедительно доказал Сенату, что столь «смехотворный» случай нельзя растолковывать как государственное преступление.

    «Дело о медведе» было прекращено.
     Державин, убеждённый в своей праведности, ничего не боялся, но, понимая, что дальнейшей нормальной работы на одной территории с Тутолминым у него не будет, стал по долгу службы собираться в обзорную поездку по Олонецкому наместничеству. У него уже закралась мысль – назад не возвращаться. Он понимал, что «стоять  - и правду говорить» там, где правду эту не слышат, - дело почти бессмысленное. Отвлекаясь на всякие ненужные передряги, он не мог ни работать в свою полную силу, ни заниматься  поэзией. За время пребывания в Петрозаводске поэт написал только одно стихотворение, вызванное работой под начальством Архангельского и Олонецкого генерал-губернатора Тутолмина. Оно было подражанием псалму 146 -«Уповающему на свою силу» и  носило одноимённое название. Душевные страдания поэта не знали иного выхода, кроме как с Божьей помощью уповать на собственные силы.

  Начните ж Бога вы, начните,
                О горды познавать умы!
                И в похвалы Ему спешите
                Устроить гусли и псалмы.
…………………………..


Не конских крепких мышц желает
                Не к мужеству благоволит;
                Но на Него кто уповает,
                Он любящих Его хранит.


          Здесь же в 1785 г. он начал работать над стихотворением "Бессмертие души", которое закончил только в 1796 г.
             

Так вздорный ли характер послужил причиной возникшего у поэта-губернатора желания – расстаться со столь важным государственным постом? Или причиной была всё-таки вполне оправданная  здоровая реакция поэта и гражданина, с обострённым чувством справедливости, на несоблюдение законов и любые уродливые проявления человеческих качеств?! Во всяком случае, его мудрость и гибкий ум подсказали ему вполне достойный выход из сложившегося положения.


«ПОДЁННАЯ ЗАПИСКА» -

по долгу службы или по велению души?



Копия «Подённой записки» 1785-ого г. в Державинском зале Национального музея РК.
 

А так выглядит в настояшее время Национальный музей РК, где среди многих документов и экспонатов, связанных со временем губернаторства Державина, хранится и  копия его «Подённой записки».
    Летом 1785 года Державин отправился обозревать Олонецкое наместничество. Поступок этот был отважным. Ведь в Карелии на то время не существовало дорог, и 2 тысячи километров пути пришлось преодолевать, где пешком, где на лошадях, где на лодках.   Цель поездки была далеко не праздной. Державин поставил перед собой  задачу доподлинно изучить положение края. Чиновники обычно не любили выезжать в глубинку и сведения «наверх» о тех или иных поселениях подавались неверные. Пестрило многочисленными ошибками и неточностями сведений представленное Екатерине 11 описание Олонецкого края, сделанное по поручению генерал-губернатора Тутолмина. Положение дел вырисовывалось в лучших красках, чем оно есть на самом деле. Например, численность домов в Пудоже означалась – 100 вместо 50-ти. Людей больше зажиточных, чем бедных. Хотя  в реальности бедных было значительно больше, чем зажиточных. И губернатор Олонецкого наместничества посчитал своим долгом восстановить истинную картину жизни края, даже если воспользоваться потом этой картиной по своему долгу государственной службы ему не придётся.

   Именно поэтому в своей «Подённой записке» во время обзорной поездки он даёт подробное описание местоположения того или иного поселения, особенности и род занятий людей, фиксирует отдельные встречи с необычными личностями.  Ему очень не понравилось, как по описанию Тутолминым характеризуются олонецкие крестьяне. Он приписывает им «наклонность к обиде, клевете и обману». Державина очень возмутила такая характеристика северян, с которыми он потом познакомится гораздо ближе, познав их трудолюбие и талант.

   Отправившись в обзорную поездку, Державин берёт с собой двух чиновников – Н. Ф. Эмина и А.М. Грибовского. Им было поручено собирать подробные сведения для составления подённых записок.

     Первая запись подённых записок датируется 19 июля 1785 года. В ней сообщается о выезде из Петрозаводска в направлении Ялгубы и Суйсаря. Дальнейший маршрут пролегал через Кончезеро, Кижи, Пудож, Воицкий рудник на Выгозере, потом Сумской Острожек.

    Ехать в отдалённый рыбацкий посёлок Кемь изначально не  предполагала схема маршрута Державина. Но в пути он получает указание Тотулмина о том, что необходимо открыть этот уездный город. Замыслом Тутолмина руководило желание поглумиться над поэтом. Сослать его ещё дальше, чем Екатерина, на побережье Белого моря, в дикие тундры и болотные топи, «открывать, как на месте выяснилось, в сущности, и вовсе тогда еще не существовавший город Кемь».

    Обидно было осознать это, проделов длинный и рискованный путь по морю: «Я увидел тогда, что многие знатные люди стихотворства моего не жалуют, а меня гонят, и на несколько лет совсем оставил поэзию», - грустно заметил тогда Державин.
Дальше его маршрут будет проходить по побережью Белого моря, от устья реки Онега до Каргополя – в Вытегру, берег Онежского озера… Это лишь краткое схематическое обозначение маршрута поездки.

    Чтобы ощутить широту и глубину интересов Державина, прочувствовать язык описания, необходимо обратиться к подлиннику его  подённых записок. (Подлинник хранится в  рукописном отделе Российской национальной библиотеки. Архив Г.Р. Державина, т. ХХ1). Копия есть в Национальном музее РК. Вчитываясь в описание природы, местоположение населённых пунктов, род занятий людей, стоит обратить внимание и на его неподдельный интерес к самим людям, с которыми ему приходилось встречаться и разговаривать.

   Вот как описывает он свою встречу с необычным стариком, ещё в  самом начале путешествия, продолжая путь от Кончезерских заводов.

Июля 22
Проходя близьлежащую деревню, увидели старика ста четырех лет, представляющего совершенную бедность. Он объявил о себе, что родился в Мунозере и в бытность Петра Великого на марциановых водах лил воду из колодца, за что ему и прочим работникам государь пожаловал по рублю. Потом на Вологде был испорчен и лаял собакою и другими голосами животных кричал и, не будучи в состоянии работать, пришел в крайнюю бедность, однако, к удив¬лению выздоровевши, женился и прижил сына на 85 году. Он довольно памятен, шутит и по летам его довольно крепок; на лысой голове его виден род гребня, что, по уверению физиогномистов, означает долговечность; на руке линия жизни не перешла за кисть, как должно бы быть по хиромантии, дабы доказать долгий век; расположение прочих на руке линий оправдывает правила хиромантии, то есть показывают бедность, в каковом состоянии действительно находился весь век сей старик, который во всю свою жизнь не имел ни дома ни земли; будучи в силах — жил работою, а пришедши в изнеможение, кормился подаянием.

Хорошо жить долго, но не в таком состоянии, как сей старик.»
Документы Национального архива РК также сохранили память о путешествии Г.Р.Державина по Карелии: в указе Олонецкого наместнического правления отмечается об отъезде Г.Р.Державина 19 июля 1785 г. из Петрозаводска, в сообщении Державина от 22 августа 1785 г. указывается об открытии им города Кеми, возведенного Екатериной II в ранг уездного.

Так выглядел «уездный город» Кемь в 1785-ом году. Фото из Национального музея РК.

    Хотя, как нам уже известно, открытие города Кеми – чистой воды фальсификация, возникшая опять же в результате чиновничьего замысла – мстить поэту за осмеянных в «Фелице» высокопоставленных вельмож, и  как результат неверных сведений, поданных Екатерине 11 тем же генерал-губернатором Тутолминым. Этот момент занимательно описывает в своём труде «Державин» профессор А. В. Западов. Он рассказывает, как Державин во время путешествия получил предписание от генерал-губернатора открыть в рыбацком посёлке Кемь уездный город. Добравшись до Сумского острога – посёлка на берегу Белого моря - и, пересев в лодку, поэт-губернатор проделал рискованный путь в сто вёрст морем. Тутолмин сообщил ему, что к открытию города всё готово. Чиновники на месте. Каково же было удивление Державина, когда никаких чиновников  на месте он не застал. Со своими спутниками он обошёл несколько домов, но жители посёлка ничего не знали о том, что они теперь – уездный город. А в губернских документах посёлок уже существовал, как город, и Державину этот город предстояло торжественно открыть! А что и как открывать, было непонятно. Державин нашёл выход – он решил обойтись молебном и освещением города. Для этого оставалось только священника найти. Но и священник был где-то далеко, на островах, на сенокосе. Снарядили лодку на его поиски, и лишь через два дня удалось его отыскать и привезти в Кемь.
«Он отслужил молебен, - как пишет Западов, - Державин объявил собравшимся, что селение отныне становится городом Кемь, и священник поспешил обратно на сенокос, а Олонецкий губернатор рапортовал в сенат о том, что во владениях Российской империи появился новый уездный город.»

      Вот и всё открытие, до смешного торжественное! Но здесь нельзя не отметить мудрость Державина и его способность к принятию компромиссных решений, когда они хоть каким-то боком возможны в существующей реальности. Здесь надо отметить и стойкость духа Державина. Ведь поняв. что над ним поглумились, он мог прервать свою поездку, заняться  писанием жалоб. Но, не смотря ни на что, Державин не дал волю возмущению и продолжил выполнять  свой губернаторский долг.
     О стойкости и силе характера Державина свидетельствует и такой момент его путешествия, когда после «торжественного открытия» уездного города Кеми он собрался на шестивёсельной лодке отправиться  в Соловецкий монастырь. В пути его и его спутников застала сильная буря. Плыть дальше было невозможно, и лоцман повернул к каменному острову. Лодка зачерпнула воды, паруса ослабли, и всё это грозило путешественникам, как пишет Западов, неминуемой гибелью. Его спутники Эмин и Грибовский от страха лежали  без чувств. И только Державин, подбадривая гребцов, не терял присутствия духа. «Проведя ночь на мокрых голых камнях, путники наутро поплыли к берегу и кое-как добрались до поселка Онега.»

  Впоследствии эти впечатления от путешествия по Белому морю Державин отразит в своём стихотворении «Буря».
Самое обширное и подробное описание в подённых записках во время поездки посвящено удивительному народу – лоплянам, чьё поселение располагается по реке Сума. Сумский Острог прежде принадлежал Архангельской губернии, потом был перевёден в ведомство Олонецкого наместничества. Описывая гористую местность, перемежающуюся множеством болот, рек и озёр, растительный и животный мир, он досконально исследует образ жизни необычной северной народности – лоплян.

Августа 18
… Лопляне не строятся, подобно россиянам, под один верх, но избирают водное положение, и инде двор отстоит версты с полторы от другого. Сараи и сенники делают наравне с избами, внизу же хлевы для скотины и конюшни.
Многие из лоплян возят для продажи в Петербург дичину, масло, икру и рыбу. Живущие же на границе имеют торг в ближних шведских городах: Оле, Торневе и Калибурге. Товары, россиянами привозимые, состоят в пеньке, льне, нитках, полотне, набойке, пряниках, гребнях, крашенине, китайке, ножах, мыле, меду, сукне, тесемках, тике, табаке, холсте, восчанке и юфти. В деревне Юшкозере находится пограничная таможня, по показанию коей в прошлом 784 году вывезено на 6793 р. 95 ; к., из коих с надлежащих по тарифу пошлин взято 324 рубля.
…Руда, уклад доставляющая, правильно в число красных болотных руд причтена быть может. Добывают оную в Пялозере (в 76 верстах от Петрозаводска), в Семгозерском и Сельском погостах, также при тивдийской ломке и обыкновенно в болотах. В ближних от оных сушах, срубив из двух саженных бревен костер, обжигают на оном руду; из 25 пуд обожженной руды выходит пятипудовый криц (сырец), из коего получают до 2-х пуд уклада.

…Хлебопашество у них в великом небрежении, и, по изустному уведомлению поселян, хлеб жнется в четвертый год от начатия обработания нивы.
…Лопляне убогие едят хлеб, деланный из сосновой коры или из соломы, и питающиеся оным пухнут и кажутся дородными, в самом: же деле слабосильные.
Хлеб из сосновой коры следующим образом приготовляется: по снятии коры очищают оной поверхность, сушат на воздухе, жарят в печи, толкут и прибавляют муки, замешивают тесто и пекут хлеб.
Хлеб из соломы: берут и рубят намелко концы колосьев, и солому, сушат, толкут и мелют, присыпают муки и приуготовляют хлебы.
Осенью пекут лепешки из так называемой травы векхи. Сия растет около малых ручьев, корень ее толщиною с мезинец, длиною же иногда и до 12 вершков; лист их подобен березовому, но токмо на концах имеет наподобие сосновых шишек, и ежели оные покраснеют, то значит перезрели и корень в пищу бывает негоден, ибо употребляют его до тех пор, пока и лист еще не растет.
Вырыв оный на сходе с полей снега, сушат, толкут, бьют мутовкою, прибавляют сосновой муки и пекут из теста сего зеленые, вкусом горькие лепешки.
Рокка (похлебка), всеми тамо весьма любимая, следующим образом приготовляется: вскипятя воду, кладут рыбу, бросают потом ржаной, ежели же ея нет — сосновой муки, варят и поставляют на стол.
Посуда, употребляемая для варенья пищи, заключается в двух медных разной величины котлах и в коих по приготовлении и едят. Для хранения же съестных припасов, как равно ковши и рукомойники, плетут из бересты.
Мельницы они не имеют, но в подпольях малые жернова, коими ежедневно мелют потребное для пищи.
Скотоводство поселян не весьма обильно: лошади, коровы, овцы и у немногих свиньи весь домашний скот составляют; дворовых же птиц совсем не водят. Самый богатый имеет не больше двух лошадей, 2-х коров, 5 овец. Кормят их осиновым листом, мешая оный с рубленой соломой, обдают кипятком и парят раскаленными ядрами.
По причине глубоких снегов лопляне на лошадях не ездят, но употребляют для перехода дальних расстояний шукши (лыжи), из коих одна длиною в четыре аршина, шириною же в 3 вершка и всегда бывает березовая, другая же бывает из разного дерева и длиною в три аршина, шириною же равная с первой. Березовая шукша надевается на левую ногу и низ под оной выстроган, по средине же выдолблен во всю длину лыжи желобок; она употребляется по свидетельству их для удобного раската, и гоняющиеся за зверьми подбивают весь испод правой лосиновыми лапами дабы шерсть при всходе на гору, противостоя, скатываться препятствовала. Посередине для ноги делается род колодки, и чтобы оная прямо стояла, привязывают с заду из вицы или кожи петлю и застегивают ногу. Шукши сии во всем сходствуют с употребляемыми на льду коньками, исключая, что идущий на оных подпирается палкою с кружком на конце, палка сия препятствует шукшам погрязать в снегу. В морозный ясный день перебегают на оных до 70 верст.
Повествуют, что великий Петр называл народ сей птицами, летающими на деревянных крыльях и питающимися древесной корой…»

       Уже в середине сентября 1785-ого года, проделав путь через Вытегру и Каргополь, Державин возвращается в Петрозаводск. Но генерал-губернатор Тутолмин готовит ему новые козни. Это окончательно укрепляет желание Державина всё-таки покинуть губернаторский пост. Поэт-губернатор понимает, что дальнейшая жизнь в Петрозаводске для него невозможна, как невозможна и борьба в одиночку. Под предлогом осмотра Олонца и Лодейного поля он уехал из Петрозаводска и получил назначение в Тамбовскую губернию. Но и там, в силу его бескомпромиссного характера, служба не сложилась. Его отношения с чиновничеством не ладились и в дальнейшем. Слишком уж он был честным и прямолинейным. Екатерина при всём понимании его правоты и достоинства, в ситуацию не вмешивалась. Она предпочитала дать возможность поэту самому как-то «разрубить» этот запутанный узел его взаимоотношений с чиновничеством.

      Но ни двойственность позиции Екатерины по отношению к поэту, ни месть высмеянных в «Фелице» вельмож не будут иметь значения в будущем. И в самом вопросе «наградой или почётной ссылкой было  губернаторство Державина?» - можно посчитать, что «почётная ссылка» и есть «награда», ибо с собой Державин увозит самое большое богатство - впечатления от обзорной поездки по карельскому краю, которые со временем перейдут в его новые знаменитые произведения.
Реальная награда также не обойдёт Державина. Первый губернатор Олонецкого наместничества был удостоен ордена Святого Владимира 2-ой степени. С этим орденом на груди изобразил портрет Державина художник В.Л. Боровиковский. Портрет находится в Государственной Третьяковской Галерее, а копия – в Национальном музее РК.
    То есть, получается, что обзорная поездка и ведение «Подённой записки»  были важны Державину одинаково, как для дела, так и для души.
А современные жители Карелии «Подённую записку» Державина, вполне могут назвать краеведческой энциклопедией и гордиться тем, что великий поэт эпохи Просвещения и своими добрыми делами и гениальным творчеством тесно связан с их родной землёй.

    Оригинал дневника  ( подённая записка), содержат ценные сведения для познания жизни  Карельского края в XVIII в. Даётся описание губернского и уездных городов, отмечается самобытность карельской культуры и языка,  первое описание "пятиструнных гуслей" - карельского кантеле, рассказывается о северном старообрядчестве и многие другие сведения, несущие неоценимые познания для краеведов. Но особенно значимым и всемирно известным, благодаря оде Державина «Водопад»,  стало местечко на реке Суна вблизи Кончозера – Заповедник «Кивач».

«АЛМАЗНА СЫПЛЕТСЯ ГОРА»


 «Дикость положения берегов и беспрестанные видов перемены ежечастно упражняют взор. Проехав 3 версты, река была покрыта пеною, и чем ближе подъезжали, тем пена сия была густее и, наседая на берега, казала оные как бы унизанными белыми каменьями. В версте от порогов показался в правом боку дым, который по мере приближения сгущался. Наконец, пристав и взошед на гору, увидели мы пороги сии. Между страшными крутизнами черных гор, состоящих из темно-серого крупнозернистого гнейса, находится жерло глубиною до 8 сажен; в оное с гор, лежащих к востоку и к полудню, падает с великим шумом вода, при падении разбивается в мелкие брызги на подобие рассыпанной во множестве муки. Пары, столбом восстающие, досягают до вершин двадцатипятисаженных сосен и оные омочают... Чернота гор и седина биющей с шумом и пенящейся воды наводят некий приятный ужас и представляют прекрасное зрелище.»

Именно так описывает Державин водопад «Кивач» в «Подённой записке» в самом начале своего путешествия. Судя по всему, мощный поток  произвел на него сильное впечатление. Зрелище могущественного водопада впоследствии изменит его отношение и к служебному долгу, и к людям, и особенно к князю Потёмкину. Если в начале своей литературной известности в оде «Фелица» среди разных высмеиваемых вельмож, окружающих Екатерину 11, был узнаваем и князь Потёмкин, то в оде «Водопад» образ Потёмкина трактуется уже как образ могучего полководца. Спустя годы, после его смерти, Державин соединит в оде «Водопад» силу разбивающегося потока с силой духа Потёмкина. Теперь уже он воспринимал Потёмкина совсем не как фаворита Екатерины II, а как великого государственного деятеля, настоящего полководца. И потому вклад его в развитие России, по мнению автора, потомкам ещё предстоит оценить.
Путешествуя в окрестностях водопада, поэт был погружён в свои переживания и раздумья о будущем самой русской земли и того края, которым выпало ему руководить, и о сильных личностях, которые так необходимы для возрождения благоденствия на олонецкой земле.

 Именно в результате этих переживаний и возникло одно из лучших произведений первого русского поэта – ода «Водопад», опубликованная уже в 1794-ом году.

 Алмазна сыплется гора

С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит.

В переводе с финского КИВАЧ означает — мощный, стремительный. И в представлении Державина, заботившегося о судьбе России, именно личность с такими качествами должна повести державу к процветанию.
 Кивач привлекал внимание и многих деятелей искусства и знаменитых личностей. Был здесь и великий русский писатель Константин Паустовский. Впечатления, полученные от пребывания на водопаде, отразил в своём творчестве и поэт-декабрист Фёдор Николаевич Глинка.
«Над Кивачем, на выси дальной, Горит алмазная звезда…»

 Ранее водопадом восхищались и цесаревичи из династии Романовых. До сих пор сохранилась дорога к водопаду, проложенная к приезду самого именитого посетителя Кивача - царя Александра 11, который побывал в этих местах  в  1868-ом году. Специально к его приезду ниже водопада через реку Суну был построен пешеходный мост, а у самого водопада на правом берегу - беседка.
Впервые водопад Кивач упоминается в Писцовых книгах в 1566-ом г. По одной из древних легенд, водопад возник оттого, что сестра реки Шуи река Суна прилегла отдохнуть, а Шуя тем временем унеслась далеко. Реки-сёстры были неразлучны и всегда протекали рядом, но когда река Суна увидела, что её сестры Шуи нет рядом, то бросилась стремительно догонять её, сметая на своём пути камни и пробивая себе дорогу в скалах. Как раз в том месте, где Суна пробила дорогу в скалах, и возник водопад Кивач.

Строчки державинского стихотворения «Алмазна сыплется гора С высот ЧЕТЫРЬМЯ СКАЛАМИ» не случайна. Главный поток водопада разливается по четырём уступам, и высота его общего падения составляет 10,7 м на участке 170 м.
Как утверждают исследователи творчества Державина, его стихотворная строка  «стук слышен млатов по ветрам», указывает на расположение поблизости Кончезерского завода – одного из первых российский предприятий по производству чугуна.
А в 1837 году здесь был сооружён крупный отдельный бревноспуск для предотвращения разлома брёвен при сплаве. Кроме того, часть вод была отведена при строительстве Сунского каскада ГЭС (наиболее крупные станции каскада -  Кондопожская ГЭС и Пальеозерская ГЭС). Это несколько снизило мощь водопада, но он всё равно остаётся четвёртым по величине равнинным водопадом Европы.

Красив водопад Кивач. И этот, воспетый Державиным уголок Карелии, теперь неразрывно связан с именем  поэта.
 Сейчас рядом с водопадом располагаются Музей природы и дендрарий. Площадь заповедника Кивач растянулась на 10 тысяч гектаров.
И всё же, не в масштабах дело. Не гектарами и не квадратными метрами измеряется истинное величие водопада. Измеряется оно строками «Алмазна сыплется гора». Эти образные строки возникают в сознании каждого, кто подойдёт к буйному потоку воды, запрокинет голову и в летящих струях времени невольно прочтёт историю государства Российского. Бурлящим потоком пронесутся перед глазами цари, цесаревичи, государственные деятели, писатели, поэты, и мудрецы, и государственный деятель князь Потёмкин… И сама мечта Гавриила Державина о мощной и сильной России прольётся потоком в душу каждого человека, искренне любящего свой уголок земли и само это, пропитанное древностью заповедное место карельского края.

А значит, внимание к нему как самих жителей Карелии, так и туристов притягивает не только внешнее величие, но и величие глубинное, историческое, аллегорично и иносказательно воспетое поэтом и государственным деятелем XVIII века Гавриилом Романовичем Державиным.

Подписи

     Копия портрета Державина работы Л.В. Боровиковского с орденом Святого Владимира 2-ой степени на груди. Подлинник находится в Государственной Третьяковской галерее.
Фото из  Национального музея РК.

На музейной стене под портретом первого Олонецкого губернатора Державина –памятная доска, которая была на доме, где он жил.

 Сам дом,прилегающий к ансамблю Круглой площади, в котором жил поэт-губернатор, был разгромлен во время В.О. войны.
Фото из Национального музея РК.