Когда мне было ровно десять,
я рвался вжарить по Тверской,
мечтая так закуролесить,
чтоб жизнь предстала мастерской,
где выпускают цвета хаки
парней, подстриженных под ноль.
Ковались в кузнях железяки.
Бродили по ветру зеваки.
А я, в предчувствие атаки,
зелёнкой жаловал мозоль.
Когда мне стукнуло пятнадцать,
я начал двигаться к войне:
искал пути реинкарнаций
в куриной свежей голове,
таскал карбид с металлобазы
и "чебурашку" с пустырей.
Готовясь жизнь отдать приказам,
забил на неокрепший разум.
Как просто радовать экстазом,
не отжигая до соплей.
Когда меня заела осень,
я вжился в армию и флот.
Совсем не тот, кем был Иосиф,
но не рубился за фуфло.
Пусть молчалив, проворный в деле.
Научен бить с обеих рук.
Во мне так много от Растрелли:
он град ваял, а я в шинели
топчу миры; в моём прицеле
рассудков западных бордели
и сытости порочный круг.