На 20-летие со дня смерти Поэта (28 января 1996 - 28 января 2016)
Иосиф Бродский (24 мая 1940 года, Ленинград, СССР — 28 января 1996 года, Нью-Йорк, США; похоронен в Венеции)
+++
Последний классик, говорят, ушел…
Отзывчивостью высшей был отозван…
Шалом ему! Всё ж лучше, чем шеол…
Поэты ведь в раю? И нам не поздно?
…Ему не поздно было свой прононс,
и свой речитатив, и свой глоссарий
нам завещать… Он римский взор пронес
по-над пустынею как славный Велизарий…
…Последний классик, говорят, эстет,
смакующий культурные изыски,
беседует вольяжно тет-а-тет
и цедит стих как кьянти или виски.
Процеживает золотую пыль,
выглядывая самородки в прищур.
А в древних городах степной ковыль
растет давно, и звери хищно рыщут…
Его Поэзию толпой не заглушить
и ей не провалиться в грязный тартар –
в ней благородство высшее души:
«Я христианин, поскольку я не варвар».
29.01.2016.
Примечание:
В дневниках протоиерея Александра Шмемана есть упоминание,
что на вопрос о своей принадлежности к христианству
Бродский ответил: «Я христианин, потому что я не варвар».
Из Нобелевской лекции И.Бродского
«…На сегодняшний день чрезвычайно распространено утверждение, будто писатель, поэт в особенности, должен пользоваться в своих произведениях языком улицы, языком толпы. При всей своей кажущейся демократичности и и осязаемых практических выгодах для писателя, утверждение это вздорно и представляет собой попытку подчинить искусство, в данном случае литературу, истории. Только если мы решили, что «сапиенсу» пора остановиться в своем развитии, литературе следует говорить на языке народа. В противном случае народу следует говорить на языке литературы. Всякая новая эстетическая реальность уточняет для человека реальность этическую. Ибо эстетика — мать этики; понятие «хорошо» и «плохо» — понятия прежде всего эстетические, предваряющие категории «добра» и «зла». В этике не «все позволено» потому, что в эстетике не «все позволено», потому что количество цветов в спектре ограничено…
… Дело не столько в том, что добродетель не является гарантией шедевра, сколько в том, что зло, особенно политическое, всегда плохой стилист. Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем тверже его вкус, тем четче его нравственный выбор, тем он свободнее — хотя, возможно, и не счастливее. Именно в этом, скорее прикладном, чем платоническом смысле следует понимать замечание Достоевского, что «красота спасет мир», или высказывание Мэтью Арнольда, что «нас спасет поэзия». Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно. Эстетическое чутье в человеке развивается весьма стремительно, ибо, даже не полностью отдавая себе отчет в том, чем он является и что ему на самом деле необходимо, человек, как правило, инстинктивно знает, что ему не нравится и что его не устраивает. В антропологическом смысле, повторяю, человек является существом эстетическим прежде, чем этическим. Искусство поэтому, в частности литература, не побочный продукт видового развития, а ровно наоборот. Если тем, что отличает нас от прочих представителей животного царства, является речь, то литература, и в частности, поэзия, будучи высшей формой словесности, представляет собою, грубо говоря, нашу видовую цель….»