А дождь опять проспектами бежал,
Прохожих нагоняя в переходах.
А Он шагал неспешно на вокзал,
Открыв лицо с улыбкой небосводу...
А дождик моросил, и в крап пальто:
Она забыла зонт еще в Одессе.
Тогда спешила вечером к метро,
Его оставив в молью битом кресле
В квартире у знакомого два дня,
Что приютить согласен был на время.
Они сидели к ночи у огня
И ели пирожки из бакалеи.
Он ей читал Дюма и Монтескье,
По памяти цитировал Шекспира.
Она же изнывала от тоски,
Пусть и считала это очень мило.
Да, помниться такой он точно был,
Герой одной из глав ее романа.
Вот только пыл симпатии остыл,
Она ушла, ей страсти не хватало...
А тот другой спешил перрона вдоль,
Ища вагон, что нужен был наверно.
Но сердце вдруг его пронзила боль,
О стену он оперся, было скверно.
Она его заметила: «Врача!» -
Раздался крик испуганный над ухом.
Но пробегала лишь толпа ворча:
«На кой врача, ну он же ведь под мухой».
А он скривился, сердце жал капкан,
И пред глазами лужи проносились.
А в голове как будто бил канкан,
И тысячи жуков под лампой бились.
Он лишь успел заметить, что испуг
Ее лицо почти окрасил в белый,
И теплоту ее прохладных рук,
Что поддержать пытались так несмело...
Очнулся он тогда, когда луна
Уж выгоняла солнце до рассвета.
Она сидела рядом и спала,
И он был благодарен ей за это.
Перрон был пуст, ушел давно состав,
Скамья была сыра и пахла пылью.
Ее рукой дрожащею обняв,
Он чувствовал, как сказка стала былью...
Давно уставший дождь дремал у крыш,
Лишь лужи как осколки от ненастья.
А окружавший их двоих Париж
Казалось ветром выдохнул: «На счастье»