Патологоанатомы. Из детства

Георгий Гантимуров
В один из летних дней, примерно в 1957—1958 году, мы, дети, как всегда предоставленные сами себе, проводили основное время на улице, играя в разные детские игры. Общаясь бродили по окрестностям села, Купались в Ишиме, рыбачили и т. д. Да мало ли забав было в детстве? Что делали мы, наши дети и внуки помыслить не смогут не поймут нас. У нас не было телевизоров, телефонов (был один на все село, в конторе, с которого и не дозвониться), ну а компьютеров тем более. Нет, вру, были счеты с костяшками, папа так на них классно щелкал, как орешки колол, составляя отчет. У нас было настоящее детство. Да какое!
Зимой горки, снегу валом, каток заливали на Ишиме, санки, лыжи, коньки. А сейчас что? Нет у детей детства. Нет!
Мы могли ночами и днями ходить по селу, не боясь никого и ничего. Да и ночевали на крышах, на сене. В сеновалах друг у друга, и все это было в порядке вещей. В дошкольном возрасте плавали как рыбы. С риском для жизни катались в половодье на льдинах. Пробовали на вкус разные травы, коренья, делали луки, стрелы, рогатки, да что мы только не творили в детстве? Закручивали на проволоку двери у целых бараков. Люди утром не могли выйти из дома. А стукалки? Кто помнит? Привязывали картошку к нитке, булавку втыкали в раму окна, сами прятались в метрах 30-40 и дергали за нитку. Картошка стучала в окно. Всю ночь не давали хозяевам спать. Выйдет, посмотрит: кто стучит? Никого нет. Зайдет, опять стучит. Выйдет, нет никого...
Главное — обид не было. Не бежали в милицию или сельсовет, только посмеются или отругают, но это в зависимости от тяжести шалости. Люди были намного добрее, честнее и проч. Что такое замкнуть дом или стайку? Это оскорбление всему селу. Лично мы стали закрывать сарай, переехав в центральную усадьбу.
Вот в один из таких безобидных летних дней случилась эта история...
Я со старшими ребятами играл в нашем дворе. Двор общий, т. к. в бараке жили семь семей и стайки-сараи стояли сплошной постройкой. Между бараком и стайками общий неразделенный двор. Нас собралось несколько человек: Ленька Доменко, Иса Евлоев, Эдик Гольцман, Я. К Лене пришли друзья из соседних дворов, Вовка Ливанов (мой двоюродный брат, старше меня на два года), Вовка Стрельцов и, кажется, был Витька Баландин. Девчата сидели на завалинке, в другом конце барака. Среди них моя сестра старшая Татьяна, Люда Григоренко и ее двоюродная сестра Таня.
Девчата, посидев, пошли к нам в тамбур или домой. Мы же бродили по двору, не зная, чем заняться. Обследовали все углы, перепробовали множество игр, но они нас не удовлетворили. Нужно было найти что-то стоящее, и вот отправились за сараи. Там было огромная яма, из которой брали глину для хозяйских нужд, там же и выбрасывали всякий мусор. Кто-то из нас предложил: “Пойдем посмотрим, что там на мусорке?”
Все согласились.
Обследуя мусорку, наткнулись на дохлую собаку, выброшенную сюда нерадивым хозяином, поленившимся закопать труп. Когда-то она была черной масти, с желто-серыми подпалинами по животу, как у немецкой овчарки. На солнце шерсть выцвела, и она раздулась, будто ее накачали воздухом. Морда ощерилась желтыми клыками. Глаза полуоткрыты, безжизненны, как бы провалившиеся внутрь глазниц.
Столпились вокруг дохлого пса, разглядывая его со всех сторон, зажимая носы, так как от него шел такой запах... “мама, не горюй”. Зеленые, большие навозные мухи, жужжа, роем кружились над трупом, облепили, ползали по шерсти, взлетали, сделав небольшой круг, снова садились на нее. Нас это мало волновало. Правда, запах... Но ничего, терпимо. Главное, она нас заинтересовала.
— Интересно, что у нее внутри? Все как у свиньи или нет? — как бы про себя проговорил Леня.
— Наверно, так же! — ответил кто то из нас.
— А может, и нет. Ведь разные они, свинья и собака.
Так незаметно начался спор. Один доказывал, что все одинаково, другие сомневались. Третьим было по барабану, лишь бы чем то заняться.
Попробовали проткнуть стальной проволокой, ничего не получилось. Наточить бы ее, но где? С проволокой вопрос отпал. Леня был постарше, мы его слушались, он предложил:
— Давайте разрежем ей живот и грудь и посмотрим, одинаковое нутро или разное.
Решение приняли быстро и единогласно. Стали искать, чем же разрезать? Но вонь и мухи не давали возможности это сделать. Кожа засохла, задубела, и шерсть не давала сделать надрез даже разбитой бутылкой в виде “розочки”.
— Надо ее вытащить на ровное место и чистое, тогда и мух не будет, — предложил кто-то.
Нашли подходящую проволоку, одним концом обмотали шею, на другой накрутили палку, чтобы всем можно было взяться и тянуть. Впряглись и вытянули труп из мусора. Собака оказалась тяжелая. Пришлось попыхтеть, но справились. Тут возник другой вопрос: куда тащить? И этот быстренько был решен. Куда? Конечно, во двор, там чисто и ровно, да и резать найдется чем. Ничто так не объединяет мальчишек, как общая цель и труд. Особенно старался я, т. к. был младше и не хотел показать себя слабее и неразумнее других ребят. Трудился, пыхтел, помогая тащить пса.
До того тяжелым оказался, еще мешали бугры мусора, но вот преграды преодолели и наконец вытащили, правда, проволока несколько раз слетала с шеи пса. Упорно, снова и снова наматывали ее. Кое-как дотянули до середины двора, как раз возле тамбура, где жили Евлоевы, Фрибус и Федор Доменко (дядя Лени), в его семье жила и мать братьев Доменко: Федора, Павла, Георгия и Василия.
Мы-то думали, что избавимся от мух, вытащив собаку, но не тут-то было. Эти сволочи прилетели за нами вместе с трупом. Стоя вокруг собаки, решали, чем резать?
Топором — нельзя, это точно. Повредим внутренности. Надо ножи. Где взять? Все были в нерешительности. Два Вовы сразу отказались. Мотивируя тем, что дальше нас живут. Иса срочно ушел в сарай по делам. Леня опустив голову, сделав серьезное лицо, о чем-то думал. Эдика в счет не брали (он делал все, что ему скажут), но и он отрицательно замотал головой:
— Дом заперт, открыть не могу.
Остался я. Не раздумывая, направился домой, в крайний тамбур. Зайдя в кухню, где Таня с Людой занимались своими делами (Таня на три года старше меня), я серьезно заявил:
— Нужен нож, сейчас будем резать собаку. Посмотрим, что у нее внутри.
— Ты это серьезно?! Какую? Живую!?
— Нет! Она давно сдохла, раздулась вся, воняет, и мухи огромные.
— Да вы что, с ума посходили все! — возмутилась сестра.
— А что? Пойдем со мной, посмотрите. Я направился к кухонному столу с такой уверенностью, что Татьяна растерялась и дала мне возможность достать из ящичка первый попавшийся нож и быстро юркнуть в коридор. Отлично зная свою сестру и ее характер, торопился, но напрасно. Был схвачен жесткой рукой сестры за шиворот уже на пороге коридора. Отобрала нож, надавала мне подзатыльников, вытолкала на улицу, пообещав все рассказать родителям. Потерпев поражение, ломился в двери, но сестра прочно держала ее, да еще крючок накинула. Пришлось вернуться пустым к друзьям.
Спасла меня от позора бабка Доменчиха. Она выскочила из общего коридора, как черт из табакерки. Видимо, почуяла запах, или достали мухи. Они летали уже по всему двору, лезли в коридоры, облепили окна и двери, назойливо жужжа. Да видно, в комнаты тоже добрались. Просто так старая не выскочила бы. Она негодовала. Ее скрипучий, резкий и довольно громкий голос был слышан и в соседних бараках. Кричала на молдавском, да я и не слышал, чтобы она говорила по-русски.
Высокая, худощавая, простоволосая, с черным волосом с проседью, заплетенным в косичку и обручем лежащим на голове. Стройная, костистая фигура одета в черное до пят платье и такой же передник. Смуглое худощавое лицо, кожа темная, как от загара, морщинистая. Впалые щеки и тонкие губы, над которыми нависал достаточно крупный тонкий нос с горбинкой, придавал ее лицу и всей фигуре схожесть с Горьковской героиней старухой Изергиль. Это уже потом, в школе, я сравнил старуху с этим персонажем. Ну лицо в лицо. Черные глаза ее метали громы и молнии на нас. Руками отмахивалась от мух, которые, как стервятники, накинулись на старую женщину. Она-то и выскочила так неожиданно, что мы, не успев разбежаться, стояли как заколдованные.
— П...ла, Дракула вини кош, — кричала старая, жестикулируя руками.
Кто такой Дракула, я узнал позже, учась в школе, и что означает первое слово, а вот последние два до сих пор не знаю. Спросите, почему написал? Отвечаю. Запали и помню до сих пор. Так и осталась в памяти эта женщина и ее слова. Заранее прошу извинение, может и последние два слова из той же песни.
Бабушка показывала длинным указательным пальцем в сторону сараев и на собаку. Мы все поняли без переводчика, схватились за палку и потащили труп за сараи в яму. Бросили там, даже закидали мусором. Только тогда облегченно вздохнули и разбежались по домам.
Нет чтобы обойти барак с другой стороны. Я направился через двор. Леня жил с боку барака, в отдельном саманном доме, он юркнул домой и все дела. Остальные кто куда, а меня понесло пройти одному мимо старухи. Мухи тоже еще с ней были. Она сидела на завалинке, прямая, как статуя, гневный ее взгляд ничего хорошего не предвещал. Поравнявшись с ней, я услышал тираду слов, приведенную выше, но прошел шагом, а так хотелось пробежать...
С. Воздвиженка. 15.06.2015 г.