Я вру себе.
Вру очень и очень много,
льстиво пребывая в маленькой нирване,
когда понимаю,
когда делаю жалкий вид,
что хоть кому-то из этих отголосков прошлого я могу быть нужен.
Я вру себе.
Вру очень и очень много,
когда заставляю смеяться и давиться горечью слез.
Они перестали вытекать из моих глаз —
они знают свой привычный маршрут и катятся прямиком в горло.
Я вру себе.
Вру очень и очень много,
ведь это самое лучшее,
что я могу делать.
Я видел много пустых лиц,
много добрых и чистых лиц;
меня пугало каждый раз,
когда кто-то пытался относиться ко мне с любовью.
Я вру себе.
Что не кусок грязи,
что не зависим,
что смогу легко отказаться от твоих рук.
Меня не пленяет любовь.
Меня не радуют моменты его внимания, хотя редкостные проявления должны иметь несоизмеримую ценность,
но лучше оставить их при себе, чем лишний раз давать мне иллюзию счастья.
________________________________________________
я хочу рассказать тебе историю, —
добрую или нет, но так ли это важно сейчас?
я выращу на словах этих печальную магнолию
и покажу, как выльются слезы из её глаз.
всё началось с зимы.
знаешь, переизбыток снега за стенами больниц,
бесконечно вызывающий во мне сумбурный трёп,
приводит к повышенной смертности среди птиц,
и вот их уж точно никто не спасёт.
и я такой неустанно бурный поэт,
что под потоком слов моих на всю ночь,
гудит бесперебойник под весь этот бред,
вторя единственную фразу точь-в-точь.
моим спасением извечно остаешься ты.
мне до горечи нужны руки твои,
чтоб в кровь от волнения стирались.
проведи ими по скулам и их линии,
только помни: я не хочу, чтоб меня касались.
мне до беспамятства нужны глаза твои,
чтоб каждый взгляд в мою сторону — вой из стрел,
сквозной дырой в сердце наградишь ли,
только помни: я не хочу, чтоб ты на меня смотрел.
я хочу слышать убаюкивающие нотки твоего голоса,
чтоб твоими устами молвил речи мудрец,
предрекал о падении великого образа,
только, ради бога, заткнись уже наконец.