Помню я, еще в школьные годы,
Приезжая на лето к родне,
(Когда годы были беззаботны
Скоротечностью юности дней)
Подходил по приезду к собакам,
Заполнявшим широкий вольер,
И медвежьими двигая лапами,
Подходили все трое ко мне.
И беззлобно по-первости лаяли,
А потом, развивая хвостом,
И бредя толстошерстными лапами,
Вспоминали, что я им знаком,
И давали погладить мне головы,
В удовольствии щуря глаза,
Совершенно собаки беззлобные,
Я каких не видал никогда.
Те собаки давно уж повымерли,
И щенков не осталось совсем,
Из которых немногие выжили,
По прошествии множества лет:
То от чумки чернявые померли,
То от чудной болезни еще.
И лишь редкий из них, как запомнил я,
За малейшую сумму ушел.
Со всей стаи одна лишь – пушистая
До сего дня из них дожила.
Но уже не как в старь золотистую,
Потому что безмерно стара.
А когда-то бывала молоденькой,
Чрезвычайно пугливым щенком,
Что давался погладить заботливо
Чуть приниженным боязно лбом.
То ль испуг ее в детстве пронизывал,
То ль причиной какая болезнь.
Но и нынче подобием вызова
Она видеть попытку задеть
И погладить пушистую голову,
Принижая как будто удар
На нее вдруг падет заготовленный,
Хоть уже и довольно стара.
Но коснешься ее львиной мордочки
И она притихает душой,
И от радости весело морщиться,
Собирая довольную бровь,
Как и прежде – в прошедшие давности,
Где была она милым щенком
В удовольствии дружески ластится,
Сознавая, что я ей знаком.