ЧЕРЕЗ БУРЬЯН-КРАПИВУ ….
ПОСМЕРТНАЯ КНИГА ВАЛЕРИЯ КРАЙЦЕВА…
« Явись ко мне, мой Гусляр!» - шепчу теперь, пересекая дороги сна.
Он смотрит на меня, улыбается грустно: «Ну, бывает так… Я же не совсем ушёл… Я же Вам «Котомку» свою оставил…»
Потом долго-долго изучает то, какие чувства извлекаю я, пробегая по строкам его стихов… Я вижу, как он изучает… Мои ощущения и мысли... Изучает... Из мира инобытия.
… А всем почитателям поэзии Валерия Крайцева хочу сообщить, что вышла в свет его загадочная «Котомка».
Я открываю её. И словно вырываются из сокрытой памяти духи древности. Вспять понесли жернова времён. Странная эта песня. Для поверхностного сознания непостижима.
Подпадая «Под жернова языческих духов», я сознательно вытягиваю лесенки слов в единую строку. Так легче слышать тайнопись звучания:
«Через бурьян-крапиву на мир глядеть с барсучьим оскалом… Гуляла злая сила, чудила нехорошая слава. Колени осадила медвежьей нехотью большая дорога, Тропой заповедной водила с жаркой печи до острога…»
Словно из глубинных напевов, из «заклания вод» распахиваются врата Беловодья. Ток небесной реки воссоздаёт мистический образ гусляра. Заговорчески сливаются ветра в потоке густого голоса и дрожащих струн:
«Спешно сделан ковчег.
Жизни стоит
Снежное волокно,
Ветер-веретено?
Сумрак грызет окно,
Стонет...»
Кому эта песня? О чём она? Детям отправлена во времена. Песня в поколения новых и новых детей своих. О чём? О жизни. Об умении чувствовать эту жизнь тонким слухом и ведическим знанием. Не пролетать по ней… А тихо, медленно, задерживая дыхание, вглядываться в глубины традиций, обрядов… Вслушиваться и в голоса жизни, затаившиеся в чашечке цветка, и в невидимые нити звёзд, соединяющие человеческие сердца с царством небесного обетования… И тому, кто по жизни летун, поют гусли во след свои предостережения:
«От косаря до кесаря колчан белой кости! Мучались от жажды, и жаждали в гости. Крылом лебяжьей свадьбы он точил злые косы. Под царские бредни лил детские слезы. Все до одной слезинки сбил в тугой кошелек, Пустил в оборот, и вышел новый пророк!
Отстроил в мрачной церкви крепость птичьих тревог. Подьячих и лесничих не пускал на порог. Загадочным рублем оплачен светлый престол. От святости холопов не дурей, новосел! Дедка за репку, репка в небо – айда! Такая, друг, свобода, слаще некуда!
Лети, летун!!!»
А как захочется от песни этой «Саломее плясать»! Мне – Саломеей плясать. Я – эмпатия Саломеи… И, пленённая пока ещё только выплывающей картиной отзвуков этой живописно пульсирующей души, снова стираю грани на разрыве слов… Снова сливаю всё в единый поток. Мне так лучше слышно:
«Саломея, прости – силы нет терпеть этот танец! Солоны в горсти, холодны твои смехи. Эй, человеки, расступись – идёт иностранец! Тише, человеки…Тише, человеки…Тише, человеки!»
Это нам поёт… Это мне поёт… Сердцу моему говорит, поднося палец к сомкнутым губам: «Тише, человеки… Тише, человеки… Тише, человеки!"
И будто пролетают перед глазами сказочные картины времён. Трудно сердцу моему. На чужом языке скрипят теперь жернова моего времени. Неспокойно сердцу моему. Вот и смотрю в небо. Смотрю, выискивая воспалёнными глазами созвездие «Гусляра» в затихающей бесконечности… Выискиваю абрис той миражной страны, которую напел мне его ветер… И сливается река с небом… И стираются земные и небесные грани. И от жизни до смерти магическим троном вырастает порог из долгих ступеней в года, столетия… Ступеней, сужающихся до Небытия.
Фантомно заполняют мою комнату его «Полночные тени». Смыслом невидимого завораживают. Растворяют рассветный мёд в мерцающем на горизонте окне…
«Молоко да мёд, молоко да мёд. Мастерам сойдёт – значит, мне сойдёт. Черная верфь, темный люд. Если звёзды не врут - выйдет флот. Канитель да сон, канитель да сон - Не прогнать крестом, не спугнуть огнём. Но как выйдет бес - нас уже нет, Вышли чуть свет, полдня плывём».
И вот уже «Ведьма» выплывает из своих колдовских снов… Выплывает, начинает ворожить. И снова – эмпатия. Я смотрю на неё, как на себя… И чувствую, что не ведьма это, а ворожея. Сплетает лучи… Привораживает к его остановившемуся сердцу новую, ещё не зародившуюся жизнь…
«Крутись, вертись
По фарфору слезой,
Один круг за мной,
Второй за тобой.
Явись, явись
Каким был во сне,
У ней во сне.
Пляски водит с тобой
Огненный змей.
У него затей -
Что твоя игла
Пятый круг пройдёт,
Собирай гостей.
Всех наперечёт.
А ты явись, явись
Каким был во сне
У ней во сне».
Ворожит ворожея… Перемалывают жернова времени человеческую жизнь то в солнечную, то в звёздную муку. И «Сада высокого строки» прорастают из звёздных пылинок, из пыльцы солнечных рассветов и закатов. Из тысячелетий тонкой нитью памяти прорастает и вызревает человеческая жизнь. Какой она достанется потомкам, зависит от нашего неоскудеваюшего сознания…
«Сада высокого строки Не сотворят страх. Смолкли печальные боги В зареве чёрной сороки Вялым крылом костра. Время поста не стоит. Стольные удила. В стойле шальных историй Будто Савраска стонет Сказанных слов зола».
… Будто пропел и уснул Гусляр. На взбитой постели Млечного Пути, В Белой Туманности прижаты к груди гусли - замерли, застыли. Отправился спать Гусляр в звёздное своё небо, а Котомку вот с песнями своего еще живого сердца не захватил с собой: оставил на земле…
*****
Книга редкой колдовской поэзии Валерия Крайцева «Котомка» посмертно вышла в созданном им же издательстве «Серебряная Нить». Люди с изысканным и тонким вкусом могут приобрести «Котомку» в интернет -магазине этого издательства. В книге замечательные иллюстрации греческой художницы Галини Ники Иордамиду.