Реальная история, записанная со слов комиссованного из армии друга.
ДУХ и дух
Обижен старшиной, лицом печальный
Стоял в ночи на тумбочке дневальный.
В мечтах своих он в сотый раз по кругу
Стрелял в упор в неверную подругу,
И проклинал орально старшину,
Весь мир, всю армию, и солнце, и луну,
Дедов, сержанта, ротного, комбата,
Всех сослуживцев до последнего солдата,
И генералов всех до одного.
И вот уже дошел до САМОГО!..
Главнокомандующего всего!
Но хоровод его охальных гневных дум
Вдруг разорвал в бытовке резкий шум.
И отворилась дверь, и в тот же миг
В казарму призрачный белесый свет проник.
И к тумбочке, сияя одним оком,
Бесшумно, строевым с двойным подскоком,
В тумане дымном, словно с перекура,
Направилась нечеткая фигура.
В портянках с головы до ног,
На голове военный котелок.
Не шибко симпатичный старичок.
Страх охватил дневального бойца,
Последнюю красу стерев с лица.
Штык-нож ломали пальцы белых рук,
И голос намертво сковал испуг.
Стоит как рыба, раскрывая рот.
И задний фронт – вот тот на оборот,
Не выдержав бойца душевных мук,
Издал протяжный неприличный звук.
А мы открыто скажем вслух,
Чтоб не было и мнений двух:
Явился ночью к духу ДУХ.
Скрипя, словно не смазанный затвор,
Старик завел с дневальным разговор:
-Ну что застыл як комбижир, сынок?
Прости, но удержаться я не смог.
Ты счас в мечтах такие феньки плёл,
Шо из антиресу сам пришёл!
Ты не тушуйся! Я не сон, не бред,
Я дух казарменный – каптёрный дед.
Неужто тебе служба так обрыдла,
Шо ты готов командное всё быдло
В нехристианских позах расстрелять?
И оживить их после, и опять…?
Поведай мне, сынок, свои обиды.
И не смотри, что я невзрачный с виду.
Защитник первый я задрюченных салаг!
А каждый офицер – мой личный враг!
Будь прапорщик, сержант, иль просто дед
Я каждому устрою сотни бед!
На поругание не дам салаги честь,
Поверь мне – очень сладкой будет месть!
Во рту погано, словно мыло жрал.
Сглотнув дневальный деду отвечал:
-Я только лишь… хотел… тут этот дым…
Я думал, что… А знаешь, что? Хрен с ним!
Коль ты и вправду сможешь мне помочь,
Все рассказать тебе я сам не прочь!
Вот тот же старшина – худая мразь!
В щитке со шлангом обнаружил грязь,
Та грязь росла там долгие года –
Какого шомпола он заглянул туда?
Свинья, она везде отыщет грязь!
А мне за это два наряда – хрясь!
Или сержант – тупой дегенерат!
Решил, что плохо я почистил автомат,
За это чистил спичками сортир!
А этот, падла, рвотный командир?!!
Решил не бриться я. Щетина с птичкин хер!
Так он меня, чтоб был другим пример,
Армейским полотенцем лично брил!
Короче, дед, нет больше моих сил!
Жаль, что мне в пайку подсыпают бром,
Я б всех их, тварей… Этим штык-ножом…
-Что ж, будь по-твоему!-сказал старик,
Облачком растаял в тот же миг.
Протер глаза дневальный. Смотрит – бац!
Вокруг него дивизионный плац!
И без штанов, и выставив зады,
Враги его построены в ряды!
Вся армия, весь личностный состав,
Застыла в неприличной позе, встав!
На кожу бликами ложится солнца свет.
Не обманул бойца каптёрный дед.
Сейчас они дадут за всё ответ!
Дневальный глянул вниз – забила дрожь!
Вместо члена у него – штык-нож!
И вырвался наружу адский смех.
Сейчас он их! И каждого, и всех!
Он отомстит – а дальше хоть в тюрьму.
Рванулся к крайнему. И всех. По одному…
Пошел процесс. И стало горячо.
Вдруг… Оплеуха. И вопрос: -Ты чо?!!!
И вот боец уже совсем не спит.
И обомлев на тумбочке стоит.
И он стоит, и у него стоит.
И сам комбат во весь широкий рот
На всю казарму бешено орёт,
Что не потерпит извращенца в роте,
Что он бы сам таких расстреливал в полёте
И лично рапорт накатает спозаранку:
Комиссовать маньяка на гражданку.
А было ль так? Узнаем мы едва ли.
Но пацана того комиссовали.
Каптёрный дед, или сам бог
Ему существенно помог.
Помог чем смог.