* * *
В понедельник на подводу бочку крепит ремешком, в поводу с конём по воду Митрич топает пешком. Мужику конягу жалко, хоть до речки ближний путь, но пешочком – шатко валко – доберётся как-нибудь. На деревне ценят воду, без водички никуда, нет в избе водопровода, а в избе нужна вода. Тут и стирка, и готовка, и посудное мытьё, вообще-то, жить не ловко, без водички не житьё.
Знает конь и сам дорогу, он хвостом мотает лишь, но шагает Митрич строго, у него не зашалишь. У последнего овина на околице села у забора бабка Зина водовоза заждалась.
– Завези и мне, голубчик, – просит Митрича она. – Я сварю с грибами супчик, есть бутылочка вина…
Не меняя шаг в походке, Митрич молвил на ходу:
– Возим воду мы за водку, а совсем не за еду.
– Что ты, Митрич, бойся Бога, здесь дорога на пятак.
– Вот в столице денег много, всё за деньги, не за так. Но доносит мне разведка, я не знаю, правда ль ложь, что с такой, как ты, соседка, много нынче не возьмёшь. В договоре ставим точку, и оставь ты свой костыль, я те – полненькую бочку, ты мне – полную бутыль.
И потопал ближе к речке, в сень решенья своего. Бабка Зина на крылечке возвращенья ждёт его.
Солнце катится, и следом наползает тень берёз, дело движется к обеду, едет с речки водовоз. А вернее, едет бочка, водовоза шаг не скор, обойдя канавку, кочку, к Зине въехали во двор. Опорожнили посуду, бочка Митрича пуста, ну а чан у Зины – чудо, всё у Зины неспроста. Хлопнув крышкою железной, отряхнув немного пыль, Зина в чан рукой полезла, а в руке её бутыль. Зачерпнула бабка густо, подаёт не без труда. В бутыльке как будто пусто.
– Вместо водки здесь вода? – Митрич хмурит брови гневно, – брось, старуха, этот вздор, оплати мой труд полдневный, иль не помнишь уговор?
Говорит с улыбкой Зина:
– Помню, помню уговор, ты горазд искать повинных, лучше пробуй мой раствор.
Хватанул, глаза – тарелки, из закуски – лишь рукав, и сказал:
– Вот это сделка! Каюсь-маюсь, был не прав. Хоть на пятки вешай бирку, то ли сказка, то ли быль, я, дурак, за бочку спирта взял всего одну бутыль.
И теперь у магазина Митрич вроде бы другой, но с тех пор он бабку Зину кличет бабою-Ягой. За глаза. Дойдя до точки, он поверил в дребедень, оттого по полной бочке возит воду каждый день. И берёт, конечно, пробу, что везёт на этот раз, знать, судьба ему до гроба – плач от бабкиных проказ.
.