Я тот монах лесных монастырей,
Куда в разлив без лодки не добраться,
Ещё мне пять столетий не стареть
И вновь в бега по вёснам ударяться.
А божий мир – и тесен, и дощат,
В глухих заборах, сбитых по-медвежьи.
И мне темнеть за лето и тощать,
И в ноги черноризцу: - Не отвержи…
В какой сентябрь та женщина войдёт
И встанет у ограды, золотея,
Какие нити солнце ей прядёт,
Достойные волос её и тела;
Тот взгляд, тот долгий, будто пред свечой –
Так вот оно – великое моленье!..
А годы, как и прежде – нечет, чёт,
Озёра то полны, то обмелеют.
И женщина, которой вовсе нет,
Лишь в пронятом чахоткой зябком марте
Я начерчу те очи на стене,
И люди рухнут наземь: Богоматерь.
А на миру и кровь, и непокой –
Старинный спор меж правдой и нахрапом.
Но зажигались свечи испокон,
Глядели очи вглубь палат и храмов.
И тех зрачков, глядящих, не стереть:
Они прожгли до камня пласт извёстки.
Такое уж мне вышло – не стареть,
В живом соседстве пламени и воска.
1971
ЧЕРНОРИ;ЗЕЦ ( церк.-книжн. устар.). То же, что чернец, монах.