Так часто мертвый, что не страшно жить,
Давно, настолько, что и не считаю.
Так долго лифт проходит этажи,
Но трос не рвется, оттого и знаю,
Что вечным механизма будет скрип,
Долбить в подъезде станет перфоратор,
Но я пустил слюну, и здесь залип…
Мерцает свет, в отключке коммутатор,
На стенах мат, признания в любви…
Я тоже напишу одно такое:
Мол, если выше ноги от земли,
То это сам Амур обеспокоен,
Куда-то тебя ласково несет,
От лифта, от домов, от пьяных песен,
А после отпускает, вот и все -
Он ничего не может интересней.
Рисую карапуза нагишом,
Кто это все вообще таким придумал?
Так получилось, он как бы пришел,
И облачком чужого мата сплюнул.
Настолько страшный, что не страшно жить,
Он словно прячет детородный орган,
И лук и стрелы где-то прозабыл,
А лифт идет… младенец смотрит сонно
И думает, кто вызвал средь плевков
Меня такого, где сейчас Мадонна?
Перебивая шум маховиков
Заплакал, не найдя себе простора.
Остановился лифт, этаж был пуст,
Я свой достал подсохший, старый маркер,
Подрисовал ему дорогу, небо, куст -
Лети Венерин друг, слюнявый сталкер.
Где зоны отчуждения полны
Домами ветра, где тела зарыты,
Там из чумной, постядерной волны
Тебя больная встретит Афродита.
И тетиву натягивай сильней,
Чтоб наконечник с древком твердо сели
Промеж венозных, старческих грудей,
Затем, хотя бы, что уже нацелен.