ПОСЛЕСКАЗАНИЕ.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПЕТРА I.
- Императрица извелась у одра.
Глядеть на муки мужа тяжело.
А он ей вдруг подмигивает бодро –
Не думай, моё время не пришло!
Простил её – к себе, вишь, допускает.
Простил ей Монса! Всё-таки простил.
Она теперь всё слёзы проливает,
И, не поймёшь, как ей хватает сил!
Какую ночь оттуда не выходит.
Как за ребёнком… вот, Светлана, крест! –
Его Данилыч тщательно выводит,
И по камзолу двигается перст.
- Князь, Вы Бутурлина предупредили?
Пусть ждёт, когда ему поступит знак.
С преображенцами мы будем в силе –
Не помешают. Вдруг пойдёт не так!
-Ну, почему так рано? Очень рано!
Ведь полон сил! Глянь на него – колосс! –
И влажными глазами на Светлану,
Лицом зарылся средь её волос.
- Ну-ну, Данилыч! Понимаю, жалко, –
Она его рукою по спине:
- Но что поделать, я ведь не гадалка,
О будущем не всё известно мне.
Я знаю – что когда-то прочитала,
И память только это мне вернёт...
Оказывается, как это мало...
Данилыч отстранился от неё.
- Всему свой срок. Болезнь шутить не любит,
Коль жизнь была, как нерв – всё на разрыв.
Да, он колосс. Но и колоссов губит
Поветрия смертельного порыв.
Он, сам больной, полез спасать солдата,
Не думая о будущем своём.
Слепой порыв? Но жизнь его богата,
Чему мы объясненья не найдём.
На чашу можем положить мы тыщи,
А на другую только жизнь одну.
Воздаст ли Бог ему? А может, Взыщет?
И то, и то – за веру, за страну!
Он верит в то, что жизни все от Бога.
А он его наместник на земле.
В стране его так жизней этих много –
Он потому и действует смелей.
Он – государь! И он – са-мо-дер-жав-ный!
Себя в ответе числит он за всё.
Пред ним холоп и Вы, Светлейший, - равны!
Одну за вас ответственность несёт.
И потому – он жизни не жалеет.
И потому – одну готов спасать.
Он по-другому просто не умеет –
Готов карать, готов и жизнь отдать!
И любит он свою Екатерину
За то, что она женственна всегда,
Отвагой же похожа на мужчину,
И не отступит, коль придёт беда.
У них – семья! Они не виноваты,
Что век таков и нравы так легки…
Что говорить? Вы сами всем богаты!
- От истины слова недалеки.
Екатерину он на трон готовил.
Когда б не Монс!.. И завещанье вдрызг!
На счёт неё так долго сквернословил -
Лишь вытирайся от летящих брызг.
И вот итог. Всё. Нету завещанья.
Всё: «Опосля!». У трона свара то ж!
Кого сажать? А вдруг вот, паче чаянья…
- Вот Вы и приструните сей галдёж!
Вы вспомните, ведь гвардия за Вами.
Напомнила Вам про Бутурлина.
Екатерину подсадите сами –
И будет Вам она уже должна.
То Вас всё время от Петра спасала –
Ведь помнила, обязана кому –
Теперь и Ваша очередь настала.
К концу прийти нам надо одному.
Царевича, надеюсь, не забыли?
Пора бы поселить его к себе.
Дорогу-то идущий лишь осилит –
Подумать нужно о его судьбе.
Пора бы привыкать ему к Марии.
Надеюсь, чем, найдут себя занять?
- Они пока уж больно молодые…
А может Лизу к ним ещё позвать?
Она бойка. Бывает даже слишком.
- А, может быть, её саму на трон?
- Княгиня! Что Вы? Есть в роду мальчишка!
Наследником уж точно будет он!
- Тогда к себе его и забирайте.
Пусть Лора тоже будет рядом с ним.
А Вы за ним уж там понаблюдайте.
Бутурлина сегодня известим?
- Да, да! К нему сегодня сам заеду.
А Вы бы не хотели в Петербург?
- Останетесь со мною отобедать?
- Всё понял! Обязательно, мой друг!
Но быстро. Ты сама ведь понимаешь –
Всё время надо быть мне во дворце.
Врагам досада, что здесь всё мелькаешь.
Себя пусть видит он в моём лице.
Живот набив, в обратную дорогу
В натопленном возке* пустился князь.
В окне Светлана, подышав немного,
Глазок устроила, на улицу воззрясь.
В глазок во льду Светлана наблюдает.
И что же видит сквозь него она?
Князь Меншиков усилья прилагает.
Борьба за трон с той стороны видна:
«Страдает государь неимоверно,
Рвёт простыни, И всех пугает крик.
Расстроен лекарь – дело очень скверно,
На маковку сдвигает свой парик.
Царю успокоительного дали.
Надолго ли? Поди там разбери.
Глаза аж из орбит вон вылезали,
А изо рта росли вон пузыри.
День ото дня, но хуже всё больному,
Хоть облегчение медики сулят,
Но видится Петру всё по-другому.
О смерти… нет, о ней не говорят,
О ней и думать всем он запрещает.
Чуть боль отпустит – дайте новостей;
Нетерпеливо он их ожидает,
И борется с болезнею своей.
Преступникам амнистию подали
Во здравие величества его,
Лишь Меншикову верить перестали –
Прощенья нет – вот только и всего.
Почёл за счастье – во дворце оставлен:
А-а, снова втёрся, выскочка – шипят.
Но всё же недоверием подавлен.
Вдруг: «Подойди!». Что ж, нужен, знать, камрат!
И князь проводит около все ночи.
Так хочется побыть с ним одному –
Так все мешают, так всех выгнать хочет.
Из лекарей – доверья никому.
Прикрыв глаза однажды лишь для вида,
Услышал он вдруг: - Вот что человек…
Несчастное животное, – обида
Звучала на создателя. САМ рек.
Данилыч сердится, и то он, где-то даже,
Царицу понимает – страшно ей:
Неубрана, зарёвана. Нельзя же
Так, заживо вам хоронить мужей.
Царевны сердят, прибегая утром –
Одеты кое-как и каждый раз
Елизавета прелести как будто
Нарочно выставляет напоказ.
А ввечеру себя всю расфуфырит,
А то ещё и с щедрым декольте…
Но искренне огорчена проныра,
Отца-то любит, прячется в беде.
Голицын что-то приводить стал внука –
Авось смягчится, гнев забудет дед.
Но царь не жалует. Голицыну докука.
Стучит он тростью властно Пете вслед.
Который день всяк во дворце тревожен:
Царь исповедался. Он выполнил обряд
На всякий случай, – как бы – раз положен.
Смиренья нет. Стремленье есть – назад,
Туда, где жизнь. Пусть я не буду вечен,
Но вдаль умчусь я по волне морской.
Про завещанье не было и речи –
Зря машешь ты, костлявая, косой.
А Петю точно забирать мне надо –
Испортят родовитые мальца.
Итак уже раскормлен. Те и рады.
Угрюм, капризен, неучён – ленца!
Ему ли царство? Нет, права Светлана,
Его ко мне сначала во дворец.
Ему о троне думать ещё рано,
Почтить науки должен сей юнец.
Поближе познакомиться с Марией,
А там, глядишь, и обручим детей…
Пеньковый галстук смотрится на вые?
Успеть! А то он будет на моей!
Да, поспешать! Вот вспомнилось: Светлана
Мне говорила про Бутурлина**.
Ещё не поздно, но уже не рано!
Вот – баба! Даже здесь права она!
Кто скажет мне, где больше будет веры?
Ингерманландцы – детище моё.
Из подлого сословья в офицеры
Старанием моим произведён
Почти что каждый. Это означает –
Что за меня готовы жизнь отдать.
Действительность же мне повелевает
Преображенцев в этот час призвать.
Семёновцы последуют за ними.
Гвардейцы слишком преданны царю,
Они к дворцу квартирами своими
Близки. Их отблагодарю,
Когда, надеюсь, дело разрешится,
Кого посадят, а кого турнут.
Задержки не должно в тот час случиться,
А посему скорей к Бутурлину!
Старик Репнин – единственна заноза –
Не стал бы вдруг свой отдавать приказ.
Но не поедешь, не запрягши воза…
И на кобыле не объедешь нас!..
Спроворит блюдо лучший в мире повар,
Накормит родовитых багинет.
И был с Бутурлиным у князя сговор –
Теперь уж вспять ему дороги нет.
И вдруг, как гром: ах, матушка царица,
Слыхал идёт среди гвардейцев толк…
Нам надобно с тобой подсуетиться
И жалованье выплатить – им долг.
А то казна за год уж задолжала.
А тут вдруг милость царская – твоя…
Рука ж всё шею гладила, дрожала –
Что если доберутся до меня?
Последний день. Кто знал, что он последний?
Болящему-то полегчало вдруг.
И говор государя – гром победный?
Обвёл глазами он ближайший круг.
Коммерция заботила морская.
Макаров сел и подалсЯ к царю,
Прислушивался к говору, внимая:
- И для того чиновных, говорю,
Чтоб содержать за счёт товаров сбыта,
Коль нерадивы…
Голос всё слабел.
И дверца в мир иной уж приоткрыта,
А он про Беринга… Ах, сколько ещё дел?
Проглянуло. В сознание приходит
Он пополудни во втором часу.
Утихли спазмы. Снова всех обводит.
Какую-то он видит полосу.
И требует себе перо, бумагу.
Боль ожидания. Присутствующих боль.
Он пишет завещание ко благу.
Кому же он свою оставит роль?
Рука дрожит, она так исхудала,
И движется с усилием. Старо
Преданье: смерть нас красит мало,
Совсем не красит. Выпало перо!
И Меншиков быстрее всех хватает –
Скорей читать. Читать? Нет, не моё.
И у него листок уж вырывают –
Там строчки веером: «Отдайте всё…».
Кому, кому? Понять не удавалось.
Спросить боялись. Да и будет толк?
Лишь Анна всё с мольбами обращалась –
К нему? К иконе? «После…» - и умолк.
Заснул? Что – после? Вспышка ли надежды…
Царица и царевны, ближний круг –
Таким не видя государя прежде –
Сейчас оцепенели. Был испуг!
Ночь минула. Последняя Петрова.
Он не кричал, а уходил в покой.
Настало время. Где-то полшестого
Всех придавило гулкой тишиной.
Последнего его дождались вдоха.
А выдох?.. Был ли? Но недвижна грудь.
ЗАКОНЧИЛАСЬ, УВЫ, ПЕТРА ЭПОХА.
Мы без тебя свой продолжаем путь.
Кто умер? Тот, кто смерти неподвластен.
Из смертных Аз. Так мнилось. Что теперь?
Лежит. Лицо чужое… Безучастен.
Закрылась в мир за государем дверь!
Горенье, поспешанье отлетели
С душой его… Но он сам повелел,
Чтоб ради будущего так же мы радели,
Как он, творя историю, радел».
Светлана от окошка отвернулась.
Кружочек тут же покрывает лёд.
Мысль дерзкая в сознании метнулась:
«История-то набирает ход!».
Куда нас дальше поведёт дорога?
Увы, «внезапно смертен человек».
А впереди всего ещё так много.
Ведь впереди маячит
ЖЕНСКИЙ ВЕК!!!
=====================
*натопленном возке - раскаленные ядра клались в специальную
железную грелку.
**Бутурлин Ив. Ив. - полковник гвардии, командир Преображенского полка.
Меншиков был командиром Семёновского полка.