Государственная тайна
1958 год. Черновцы. Небольшой, поразительно красивый город с мощёными камнем узкими улицами. В нём, а если быть точнее, в гостинице «Киев», расположенной в квартале от центра, я прожил более года. Здесь и произошло событие, о котором я почти забыл и вспомнил недавно. История больше, чем детективная.
Это случилось в воскресенье, часов в пять вечера. Гостиничный ресторан был почти пуст. Он подошёл со своей едой и графинчиком с водкой и, как - то внимательно взглянув на меня, спросил:
- Не возражаете? – я кивнул. Он сел напротив.
- Знаете, я давно лишён человеческого общения. Составьте компанию, вдвоём будет веселее, давайте по рюмочке…
- Спасибо, но я уже ухожу, - отвечал я.
- Вы как - то к себе располагаете…
- Отчего же, - возразил я, ведь вы меня совсем не знаете.
В это время в ресторан вошло несколько офицеров, военных лётчиков, они шумно располагались, смеялись, что – то заказывали официанту.
- Вот они лётчики, они могут называться лётчиками, а я тоже лётчик, я полковник, но я никто…
Я впервые внимательно глянул на этого человека. Лет 35 – 40. Темноволосый. Мужественное лицо. Пожалуй, даже красив, похож на известного киноактёра Дружникова.
- Отчего же вы никто, - невольно зацепился я за разговор.
- А вот так, я никто. Когда я летаю, у меня нет никаких документов, я никто.
- Почему же вы летаете без документов?
- А это на случай, если собьют. Но меня никто не собьёт, никто. Это такая замечательная машина, на которой я летаю…меня никто не собьёт.
« какой – то авантюрист, - мелькнуло у меня, нужно избавиться от него поскорей»
А он продолжал:
- я летаю на французском истребителе – бомбардировщике «Мираж», замечательная машина. Я летаю в Сирии и Ливане, я там делаю свою работу, а моя профессия – стрелять, бомбить…
Нет, он не был пьян, разве может опьянеть здоровый мужчина от одной – двух рюмок? А он продолжал:
- Меня встречал президент Египта Насер. Он сказал мне: «Смотрите, полковник, не наступите на апельсиновую кожуру, если поскользнётесь, вам никто не поможет, никто». А мой собеседник продолжал:
- Что мне Насер, я выполняю задание нашего правительства. Он назвал несколько известных имён. Я запомнил два – Хрущёв и маршал авиации Красовский.
Я невольно усомнился. Понимая странность необычного разговора, я решил поскорей избавиться от собеседника. Он это почувствовал и попросил:
- Подождите, не уходите, я не должен всё это говорить, но вы мне как – то импонируете, и я сам не знаю, почему рассказываю об этом.
- И я не понимаю, - отвечал я, - если это правда, то это государственная тайна, это немыслимо…
- Немыслимо? Перед отлётом в Египет я прибыл в Кремль вместе с маршалом авиации Красовским, с нами беседовал Хрущёв. Можете верить или не верить, ваше дело. Ах, всё это ерунда. Я два года не был дома. Завтра прилечу в Москву. Там у меня жена… жена… Какая она жена? Она красавица и шлюха, она шлюха…
Я уже не сомневался, что назвавшийся лётчиком человек – авантюрист или сумасшедший. Если всё, что он говорит, правда, разве стал бы он мне, первому встречному, её рассказывать? Пожалуй, правда лишь то, что он говорит о своей жене, возможно, он очень несчастлив и решил облегчить свою душу, пожаловаться на не сложившуюся жизнь, придумав для затравки историю про полёты, встречи с Насером и Хрущёвым.
Мы выпили по рюмке и вышли на улицу. Он уцепился за мой локоть, не отпускал и, испытывая какую то жалость к этому человеку, я пошёл его провожать в сторону Красной площади, есть такая и в Черновцах. По дороге я его спросил:
«А почему это вы летаете на «Мираже», насколько я знаю, наши самолёты не хуже»…
- Вы не поняли ничего, ничего. На «Миражах» летают израильские лётчики. Поняли? И я на «Мираже».Летаю в Сирию и Ливан Моё дело стрелять и бомбить. И у меня самолёт, как у них…
Мы дошли до Красной площади, где стояло много автобусов, а слева от площади светились огни почты. Он снова вспомнил, что завтра увидит свою жену и проверит, наконец, как его ждала. Я возразил ему: «Не лучше ли сейчас зайти на почту и послать телеграмму о приезде, чтобы не разборками заниматься, а превратить встречу в праздник? Он сначала растерялся, а потом… впервые на лице этого человека я увидел улыбку, а через мгновение он радостно схватил меня за локоть и потащил на почту. Он взял бланк телеграммы и спросил: «Что же написать?» Он был взволнован и не находил слов. Я буквально надиктовал ему текст телеграммы, завершив его горячими словами признания в любви и радости от предстоящей встречи. После телеграммы он буквально преобразился, был радостен и воодушевлён. Расставались мы минут пятнадцать. Он говорил, что после общения со мной ему стало легко, благодарил, говорил, что ощущает меня своим другом и хотел бы снова встретиться, но это вряд ли возможно. Я был растроган. Я отвечал, что живу в гостинице, ещё долго в ней пробуду, комната такая – то, пусть приходит. Я пожелал ему удачи, всего самого доброго.
Я медленно шёл в гостиницу, испытывая странное противоречивое чувство: «А если всё это правда? Нет, немыслимо. Он врун и фантазёр. Но не похож на сумасшедшего. И его внешность…вроде серьёзный человек».
История имела неожиданное продолжение.
В вестибюле гостиницы меня остановил мужчина и представился: «Я из комитета государственной безопасности, - он протянул удостоверение, - старший лейтенант, - фамилию я не запомнил. Мне нужно с вами переговорить.
Он был в штатском. Я понял, что действительно вляпался в серьёзную историю…
Разговор продолжался в моём номере – маленькой десятиметровой комнате. Посмотрев паспорт, спросил: «Что делаете в Черновцах? Сколько времени живёте в гостинице?
- Работаю старшим прорабом строительного участка от Одесского управления «Хладпромстрой», строю холодильник. А в гостинице живу потому, что это удобно, здесь телефон, можно со всеми быстро связаться. Я здесь в длительной командировке.
Его интересовало, о чём я говорил с человеком, сидевшим со мной за одним столиком в ресторане:
- Я знаю, что на улице вы что – то говорили об авиации…
Я тянул время, обдумывая случившееся. «Что это провокация? Почему со мной? А может быть, тот в ресторане и это – одна компания? А зачем я им нужен? И не правда ли то, что мне говорил в ресторане тот, кто назвался лётчиком? Да, нужно исходить из того, что это правда. И не говорить её старшему лейтенанту. Если это правда… то…не сносить головы лётчику – полковнику. А мне…Если я знаю тайну, меня должны куда – то убрать, может, и насовсем…
Не сказать бы чего лишнего. Он что – то слышал об авиации, может быть, шёл рядом, подслушивал. Значит, про авиацию нельзя умолчать. Нужно сказать что – то правдоподобное.»
Он задавал вопросы, и сам записывал мои ответы – очень аккуратно.
Я отвечал, что человека, сидевшего со мной за одним столиком, видел впервые, раньше никогда не встречались. Знаю ли его фамилию, имя? Нет. Мы не знакомились. Просто выпили по рюмке.
- А что он вам долго говорил?
- Жаловался, что у него жена красавица, но…ветреная женщина.
- Так и сказал, что ветреная?
- Ну не совсем так.
- А как? Скажите, как он сказал?
- Ну, что она красавица, но шлюха. Зачем же вы это записываете? Человек передо мной душу раскрыл, а вы записываете.
- Это я решаю, что записывать, а что не записывать. Для нас всё важно. Ещё о чём говорили?
- Всё об этом. Что долго не видел её, завтра летит в Москву.
- А чем он занимается?
- Сказал, что лётчик.
- А какой?
- Я не знаю, мы об этом не говорили.
- А что он вам говорил, когда в ресторан зашли офицеры – лётчики, что – то показывал пальцем в их сторону.
- Вот тогда и сказал, что тоже лётчик и показал в их сторону.
- Так не говорил, какой лётчик?
- Нет, не говорил.
- А на почте что вы с ним делали?
- Он дал телеграмму своей жене, что завтра прилетит.
- А когда расставались, зачем приглашали его к себе?
- Просто из вежливости, мне стало его жалко…
- Почему жалко?
- Оттого, что у него как – то не складывается с женой.
Все мои ответы он записал. А потом я расписался на первом в моей жизни протоколе допроса – на каждой страничке и в конце, что с моих слов записано верно.
К счастью для меня эта история никакого продолжения не имела.
Дня через три в одной из центральных газет, как водится, на последней странице, я прочитал о провокациях израильской авиации в Сирии и Ливане.
Видно, полковник был не один. Его сменил кто – то другой.