Чаша счастья налита до края,
Словно сладкая доля вина.
Но устроено так, дорогая –
В одиночестве пьется она.
Если хочешь, налей себе тоже,
Сколько сможешь в руках удержать!
Можно чокнутся счастьем, но боже,
Не распить его на брудершафт.
Счастье жалости к нам не имеет,
Наша жажда ему не видна.
И вовеки никто не сумеет
Осушить эту чашу до дна.
Зря доверился глупой весне я,
Все в апреле пошло кувырком.
Обе чаши полны, но грустнее
Мне становится с каждым глотком.
Пригубляю все чаще и чаще,
Все теперь для меня одного!
Вот уже захлебнулся я счастьем,
Так, что просто тошнит от него!
Вот – смотри! – сколько мне привалило
По наследству любви и добра!
Может, ты это там отмолила
Мне удачи заместо ребра?
Мы по-честному радость делили,
Перед Богом о том не солгу.
Но чужого мне счастья налили –
И теперь я как-будто в долгу.
Ты всей жизнью во мне и всей кровью,
До конца это все не избыть.
Если счастье сравнится с любовью
То и незачем будет любить.
Как смотреть мне с душою остывшей
На портрет, где в муаре оклад,
Где все видящий и все простивший
Светит твой немигающий взгляд?
Я от позднего слепну прозренья –
Если дальше не вместе летать,
Мне не надо такого везенья,
Стало больно мне счастье глотать.
Я хочу расплескать эти чаши,
Как бросают о землю хрусталь,
Чтоб грядущему дню настоящий
О прошедшем твердить перестал.
Чтоб никто не посмел прикасаться
С пересохшим от жадности ртом
К тем сосудам, где счастье, как сахар,
В кипятке растворилось крутом.
Никого мы вином не обносим,
В этой тризне, но сделай, судьба,
Чтобы грянула первая осень
И зима, что теперь без тебя.
Я поверить хочу, как ни странно,
Что остудит мне память снежок,
Что на сердце затянется рана,
Зарубцуется в горле ожог.
Пусть уже все не будет, как прежде,
Но в душе приравняется вновь
Верность – к вере, надежность – к надежде,
Приравняется к счастью любовь.
Ведь устроено так, дорогая,
Пусть и с горечью доля вина,
Если чаша налита до края,
То ее надо выпить до дна.