МОТЫЛЁК И УЛИТКА
Джон Гей
Все выскочки и нувориши,
Бесстыдства в коих выше крыши,
Нам демонстрируют без меры
Свои плебейские манеры.
Однажды юный Мотылёк,
Едва лишь солнца уголёк
Сверкнул, восход предвосхищая, –
Души от гордости не чая,
На розу сел, прихорошился;
Он дерзок был, он весь светился,
Он сердцем истово пылал;
Свои он крылья распластал –
Широко, словно напоказ;
Они сверкали, как алмаз,
Они лазурью голубели
И мягким бархатом чернели,
Блестели серебром и златом.
Он, наслаждаясь ароматом,
Кичился свежестью своей –
С младых, напомню вам, ногтей.
Тем временем, неся свой дом,
Ползла Улитка. Дело в том,
Что след, тянувшийся за ней,
Был Мотыльку всего видней
На травке бархатной зелёной –
Весь в слизи, скользкий и зловонный.
«Садовник! – крикнул Мотылёк, –
Почто ты каждый уголок
В саду заботливо лелеешь?
Почто цветы и травку сеешь,
Уничтожаешь сорняки,
Грязь убираешь? Нелегки
Твои крестьянские заботы. –
И в гневе продолжал: – Почто ты
Стараешься, чтоб был у слив
Небесно-голубой отлив,
А сочный персик цветом схож
С малиной-ягодой? И что ж,
Всё это – был бы сыт
Вредитель, мерзкий паразит,
Чтоб этот пакостный слизняк
Здесь наслаждался просто так?
Дави прожорливого вора –
Тем сад избавишь от позора!»
В ответ Улитка отвечала:
«Высокомерия немало!
А сколько спеси и зазнайства,
Гордыни, дерзости, бахвальства
В самодовольном парвеню!
Ну нет, теперь не сохраню
Происхождения плебея!
Молчал до сей поры, не смея
Твою природу описать,
Но ты – мошенник, плут и тать –
Нарушил нормы поведенья.
Моё закончилось терпенье.
Едва ли девять солнц взошло,
Чтоб подарить своё тепло
Для созревания – плодам,
Для буйства колера – цветам,
Как видела твоё рожденье
В презренной робости смиренья.
Ты был отвратен и убог,
Твой Бог был грозен и жесток,
Дав миру этакую мразь.
Ты отвратителен, ты – грязь!
Ты еле двигался ползком,
И, как за гнусным пауком,
Вослед тебе сучилась нить,
Чтоб ты вокруг себя мог свить
Зловонный тошнотворный кокон –
Твой дом без двери и без окон.
Я ж не стыжусь – что тут такого! –
Происхождения простого.
Улиткой в мир пришла – по чину,
Улиткой этот мир покину.
А Мотылёк? И так и сяк –
Лишь принаряженный червяк.
И всё твоё дурное семя,
Твой род, бесчисленное племя –
Лишь гусеницы и не боле,
Всем нам противные до боли».
10.02.16
THE BUTTERFLY AND THE SNAIL
John Gay
All upstarts, insolent in place,
Remind us of their vulgar race.
As in the sunshine of the morn
A Butterfly, but newly born,
Sate proudly perking on a rose,
With pert conceit his bosom glows;
His wings, all glorious to behold,
Bedropt with azure, jet, and gold,
Wide he displays; the spangled dew
Reflects his eyes and various hue.
His now-forgotten friend, a Snail,
Beneath his house, with slimy trail
Crawls o'er the grass, whom when he spies,
In wrath he to the gardener cries,
"What means yon peasant's daily toil,
From choking weeds to rid the soil?
Why wake you to the morning's care?
Why with new arts correct the year?
Why grows the peach with crimson hue
And why the plum's inviting blue?
Were they to feast his taste design'd,
That vermin of voracious kind?
Crush then the slow, the pilfering race,
So purge thy garden from disgrace."
"What arrogance!" the Snail replied,
"How insolent is upstart pride!
Hadst thou not thus, with insult vain,
Provoked my patience to complain,
I had conceal'd thy meaner birth,
Nor traced thee to the scum of earth:
For scarce nine suns have waked the hours,
To swell the fruit, and paint the flowers,
Since I thy humbler life survey'd,
In base, in sordid guise array'd.
A hideous insect, vile, unclean,
You dragged a slow and noisome train,
And from your spider-bowels drew
Foul film, and spun the dirty clue.
I own my humble life, good friend;
Snail was I born, and Snail shall end.
And, what's a Butterfly? at best,
He's but a caterpillar drest;
And all thy race, a numerous seed,
Shall prove of caterpillar breed."