КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Поэма начинается с поэтического повествования о том, как двое современных старшеклассников при посещении музея Отечественной войны 1812 года в ходе увлекательной экскурсии падают в обморок, застыв перед большим портретом Наполеона, и переносятся во времени в лагерь русской армии накануне Бородинского сражения 25 августа 1812 года. Подростки замечают обширную подготовку к великой битве... Русские воины настроены только на победу! В штабной палатке ребята встречают известных российских военачальников: М. И. Кутузова, П. И. Багратиона, М. Б. Барклая-де-Толли, Л. Л. Беннигсена, А. П. Ермолова, П. П. Коновницына, Н. Н. Раевского, Д. С. Дохтурова, И. С. Дорохова, Ф. П. Уварова. Известные полководцы кратко, но очень эмоционально рассказывают юным потомкам из будущего о трудной борьбе России против роста влияния Наполеона Бонапарта, выраженной в его наступательной и захватнической политике. Красочный рассказ полководцев начинается с описания Аустерлицкого сражения осенью 1805 года и распространяется до летних ожесточённых боёв с неприятелем в ходе Отечественной войны 1812 года. После экскурса по военной истории начала XIX века главный герой, шестнадцатилетний поэт, изучая вражескую диспозицию в подзорную трубу, сталкивается глазами с самим Наполеоном. Смелый, безответный, внутренний монолог юного автора поэмы по отношению к «злому гению столетья» будет сопровождать читателей на протяжении всего произведения, заставляя чувствовать, что происходит в душе любящего свою Родину подростка при его отважном противостоянии со своим «личным врагом», приведшим «Великую армию» на русскую землю. Центральный эпизод в композиции первой части поэмы – пламенная речь Михаила Илларионовича Кутузова перед строем русских войск. Эмоциональные, пронзительные воззвания старого фельдмаршала заставляют главных героев искренне прочувствовать духовное единение со всеми русскими защитниками, желающими только одного – разбить врага. Подростки зачисляются рядовыми в полк 26-ой пехотной дивизии 7-го пехотного корпуса 2-й Западной армии для участия в Бородинском сражении…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
***
В народной памяти осталось
Для нас сражение одно,
В котором насмерть стойко дрались
С французом у Бородино
Две русских армии большие
И командиры их лихие.
Священный день! Пройдут века,
И с гордостью наверняка
Потомки вспомнят эту битву,
Героев чтя в своих молитвах…
Я помню: той холодной ночью
Крутился: было не до снов.
Что наступивший день нам прочит,
Никто не знал. Огни костров
Бескрайних, где французы стали,
Волшебным саваном мерцали,
Как будто млечный путь вдали.
Тянуло сыростью с земли…
Хотелось пить, душа томилась,
В груди с волненьем сердце билось.
К утру туман упал росою.
Нас разбудив, к себе позвал
Примкнуть к большой шеренге строя
Младой красивый генерал.
--Дивизия двадцать шестая
Пехотная. О вас всё знаю!
Я – командир. Коль что, ко мне.
Сражайтесь с честью на войне!
Сейчас начнётся, видно, дело,
И мешкать ныне не приспело.
От пуль в окопах хоронитесь:
Француз в бою не пощадит.
Петра Иваныча держитесь:
Что делать - вам он объяснит.
Войск собралось сегодня много!
Слушай приказ: в бой не вступать,
Учиться! При отходе строго
К тому холму свой путь держать!
Там у Курганной батареи
Меня найдёте, будет срок.
Носы не вешать! И бодрее!
Увидимся! Спаси нас Бог!
Войск наших началось движенье
Без громких кличей строевых.
Солдаты шли в расположенье
Своих позиций боевых.
Пред нами чуть поодаль - флеши,
За ними – ручеёк неспешный
Внизу оврага и туман.
Вдруг слышу чётко: барабан
Далёкой дробью зачеканил:
Француз упорно барабанил!
Это какая-то нелепость!
Запахло в воздухе войной:
Несвежей пряностью из склепа,
Сырой бетонною стеной,
И порохом, и диким страхом,
И кровью, пролитой на плаху,
Землёй и лошадиным потом,
Пожарной гарью и болотом…
Сомкнуть готовы расстояния
Армады в противостоянии!
Хлопок, потом другой и третий!
Французских пушек белый дым
И вспышки в розовом рассвете
В тумане за леском седым…
Команда «То-о-о-овсь!» пошла раскатом,
В коробки строились солдаты.
Засуетились все кругом!
Вдруг рядом наших пушек гром
Нас оглушил! Чуть в стороне
Багратион был на коне.
К нему вдвоём мы побежали.
Жгло жарким пламенем в груди!
Рядами ядра землю рвали
У флешей где-то впереди!
Французская пошла пехота.
--Да, вижу: началась работа
Для Шаховского егерей!
Дать подкрепление скорей
На помощь графу Воронцову!
Двадцать седьмая вся готова?
Да сколько ж этих супостатов?!
Считать я верно не берусь.
Вперё-ё-ё-ёд! И веселей, ребята!
Покажем им, что значит Русь! -
Багратион кричал, сжимая
В руках подзорную трубу!
Мы, то и дело приседая,
Услышав близкую стрельбу,
Не знали: где найти спасенья!
У флешей началось сражение
Между пехотами в штыки!
А чуть правее у реки
Ещё шеренги наступали
В межбатальонном интервале.
--Посмотрим, кто в бою отважней!
Да чтоб вас всех! Давайте! Врёшь!
Мы, вашу мать, сейчас покажем,
Что нас нахрапом не возьмёшь!
Князь Горчаков и с ним Голицын
Доклад вели наперебой:
--Ней с флешей выбит! Долго длится
Кровавый рукопашный бой!
--Граф Воронцов серьёзно ранен!
Потери страшные у нас!
Форпост во флешах вновь оставлен
В этот тяжёлый битвы час!
Багратион сказал в волнении:
--Нельзя нам нынче отступить!
Здесь однозначное решение:
Нашу позицию отбить!
Что сделал бы сейчас Суворов?
Всех наших лучших гренадёров
Без промедления – вперёд!
И с ними - армии оплот -
Послать дивизию Дуки
И графа Сиверса полки!
Вновь взрывы рядом, ядра, пули!
Вот эскадроны понеслись,
Французов сходу рубанули!
«Ней и Мюрат, поберегись!»
От кирасир летели искры!
Гусары Дорохова быстро
Вновь флеши заняли. Ура-а-а-а-а-а!
Французы ломятся! Пора
Опять готовить подкрепленье,
Чтоб обеспечить наступленье.
Весть: Неверовского задело,
Картечью ранен Горчаков,
Сам Коновницын в бой умело
Повёл вперёд своих орлов!
Чтобы уверенней сражаться,
Примером, как в бою держаться,
Сквозь грады пуль в своем бесстрашии
Сам поднимал в бой рукопашный
За батальоном батальон
Вперёд идти Багратион!
Посыльный: "Приказал Кутузов:
Всех раненых скорее в тыл!"
--Тьмы наступающих французов!
Господь, нам выстоять дай сил!
--Хватило бы на бой резервов
И ядер на передовой!
--Натянуты в атаке нервы
До боли тонкою струной!
Часа четыре длилась битва,
Накал её не утихал.
Я про себя читал молитву,
Которую отлично знал.
И солнце было дымом скрыто,
И ядрами земля изрыта.
Так вот какая ты, война!
Моё ли дело - сторона?
Иль тоже думал выйти в строе
И стать в бесстрашии героем!
Багратион, не пригибаясь,
Презрев из ядер мощный шквал,
Ход боя обозреть стараясь,
В седле на стременах привстал,
Готовясь вновь за флеши драться.
--Мы будем до конца держаться!
Вдруг рядом взрыв и белый дым!
Он сполз с коня. Все перед ним
Склонились в горестной печали.
Нога в крови! Ему кричали:
--Пётр Иваныч, как вы, милый?
Сквозь зубы, сдерживая стон:
--Да, пустяки. Так, зацепило,-
Шептал в ответ Багратион.
--Не плачьте, полно, ну, не надо.
Бог даст – ещё я поживу.
Моя же главная отрада,
Чтоб не прошёл француз в Москву!
--Крепитесь духом! Не сдавайтесь! -
Сказав негромко, застонал.
--В атаку, братцы, поднимайтесь, -
Он побледнел и потерял
От боли ноющей сознание.
У всех в глазах непонимание:
"Как будет левое крыло?
Собраться духом тяжело,
В бою лишившись командира -
Для войска своего кумира."
--Скорее фельдшера зовите!
Носилки! Живо! В лазарет!
Кутузову всё доложите!
И времени уж боле нет!
--Слушай приказ: ещё попытка,
И надо будет отойти!
Смотреть, как губят русских, – пытка!
Резерв мне надобно спасти!
Война, как исполинский жернов
Крушила, мяла и рвала!
В её распахнутое жерло
Пехота наша смело шла.
Живые ядрами терзались!
После прохода оставались
Десятками уж на траве:
У кого рана в голове,
В ногах, кто за живот держался.
За батальоном, что сражался,
Тянулся след из тел кровавых,
И стоны громкие лились -
Такой вот лик печальной славы
Защитников родной земли!
Ещё живой кто шевелился,
Кто полз, а кто остановился.
Тогда мне было страшно очень!
Войной разорванные в клочья,
Останки жуткие людей
И туш убитых лошадей!
Штабной майор кричал с докладом
В смятении, подбежав едва.
Под гул мощнейшей канонады
Я разобрал его слова:
--Сен-При гранатою контужен,
Пал смертью храбрых Кантакузен,
Убит и генерал Тучков!
Потери среди всех полков!
--Отходим в две колонны, братцы! –
Нельзя здесь боле оставаться!
И крикнул нам: "Сегодня жарко!
А вы, я вижу, - молодцом!
Всегда воюйте с честью, ярко,
Чтоб не ударить в грязь лицом!"
К Семёновскому в отступленье
Пошли войска через овраг.
Я спотыкался, сбил колени,
Спиною чуял: сзади враг.
Дыханье в рваном темпе сбилось.
Пехота наша торопилась!
В плечо ударил ком земли
От взрыва! Я упал. Вдали
Французы маршем наступали.
Поднялся. Все вокруг бежали!
Протяжно: «Батаре-е-е-еи – к бою», -
Дал Коновницын свой приказ.
Я, ног не чуя под собою,
Молился, чтобы дал запас
Сил Бог мне вынести всё это.
Я верил, но не ждал ответа.
Вдруг – конница! Земля дрожала!
«Да сколько ж можно? Им всё мало?
Не хватит ли за день смертей
От этих яростных чертей?»
Вы слышали, как кони грудью
Врубаются в других коней?
Я слышал. Заклубились груды!
Фронт стал значительно плотней!
Лишь ржанье, лязг и топот сильный –
Так бьются кирасиры с силой,
Друг друга массою тесня!
Дым от ружейного огня!
А тех, кого в сражении сбили,
Нещадно лошади давили!
--Подводы! Раненых! Быстрее!
Где санитары? В лазарет!
Картечь! Гранаты! Бить кучнее!
Устроим им сейчас обед!
Опять доклад: "Есть подкрепленье!
Мы ждём – уж вскоре подойдут –
На левый фланг перемещенье:
Идет с войсками Багговут
Сюда, чтоб помогать Тучкову.
А принц Евгений – на курган!
Огромные потери снова
И сотни уж смертельных ран!
Забиты плотно лазареты,
Но все мечтают в строй назад,
Ведь страха и в помине нету
У наших доблестных солдат!
Граф Строганов, Олсуфьев, Карпов
И с ним донские казаки,
С Московским ополчением – Марков,
Ещё Смоленские полки
Дорогу держат нас левее."
Посыльный свой доклад прервал,
Присел сначала, весь бледнея,
Обмяк и, прохрипев, упал.
Испытываешь страх животный,
Когда вокруг свистит картечь!
Во рту какой-то привкус рвотный,
Внезапно пропадает речь,
Никак не можешь надышаться,
И заставляют пригибаться
От ядер взрывы. Дым кругом!
Пыль от копыт стоит столбом!
И стоны раненых слышны –
Вот краски точные войны!
Тут старики и юноши младые
На равных: возраст здесь не в счёт!
Воюют с лицами худыми:
«В атаку!» И пошли вперёд!
И умирают все на равных!
Война не выбирает главных:
Кого жалеет, многих не щадит,
Одних за бой медалью наградит,
Других свинцом и памятью героям,
Собравшихся своим бессмертным строем.
Приказ: "К курганной батарее!
Побатальонно-о-о-о! Вольно! Пшли-и-и-и!
Расчеты конные, скорее!
Куды вас черти понесли?!"
--Отходим, братушки, отхо-о-дим!
Француз-то ныне – ох, силен!
--Но честь свою мы не уроним,
Закрепимся и отобъём
Мы, чай, хранцузиков, ей Богу!
--Они страшны на первый вид.
Нам князь Кутузов даст подмогу –
Хранцузик-то и побежит!
О доме думал, отступая.
Когда вдоль рощи шёл наш взвод,
Сидел там, кровью истекая,
Солдатик, раненный в живот.
Лет двадцати, немногим боле,
Негромко он стонал от боли
И пить просил, лицом бледнея.
Я воду дал, бойца жалея,
И наспех рану повязал.
Солдат меня к себе призвал.
--Пожалуйста, прошу, послушай,
Братушка, слышишь? Выручай!
Последнее согреет душу:
Вот это маме передай.
Я не жилец уж, так случилось, -
Сказав, он руку протянул.
Дыхание остановилось
Его. Я руку разомкнул.
Нательный крестик оловянный,
Шнурок суровой нитки, рваный
Клочок бумаги – адрес там
Размыт: «деревня Тёплый стан»,
Потом: «Матрёне Соколовой».
Я побежал за всеми снова!
«Вот сволочи! - в уме вертелось. -
Зачем вы к нам с войной пришли?
И что ж вам дома не сиделось?
За что вы смерть нам принесли?
На что надеялись, вступая
В Россию нашу? Вы, мечтая,
Попрать хотели нашу честь?!
Всегда была она и есть!»
Душа в упорстве гордом пела!
Я чувствовал, что надо делать!
--Вон уж курган! Шибчей, шибчее,
Эй, шевелися! Ну, не спать!
--Славяне, шаг чуть-чуть длиннее,
Чтобы позицию занять!
Пробились вскоре к батарее.
В зените солнце всё в дыму!
Кричал Ермолов: "Ну-у-у, скорее!
С собой я батальон возьму!
Здесь Лихачев за старшего! Остатки
7-го корпуса в походном распорядке
Скорее в тыл, и ждать распоряженья!
Бог ведает, как кончится сраженье."
Поторопиться всех призвал,
Взмахнул в седло и ускакал.
Нас Лихачев в расчёт поставил
Артиллеристам помогать,
Азы постичь армейских правил,
Учиться ядра подавать.
Пошла работа! Мы, потея,
Чтобы стреляла батарея,
Носили банники, гранаты,
И пушки громкие раскаты
В момент стрельбы нас оглушали,
Но мы трудиться продолжали.
Доклад посыльного: "Кутайсов
Убит, и ранен Монахтин.
Барклай прислал боеприпасов
И прибыл только что один."
Французы шли, не прекращая
Ряды пехоты пополнять.
Мы, пушку нашу заряжая,
По ним готовились стрелять.
Раскатом «Заряжа-а-а-ай», «Гото-о-о-ово»,
«Фитиль», «Огонь», и так же снова
Мы накрывали весь овраг.
--Попа-а-а-али! Вижу: дрогнул враг!
Свистели пули! "Ну же! Дружно!
Славяне, поднажать нам нужно!"
--Сильнее банником, сильнее!
Вот так! Смотрите, ясно вам?
Она и бьёт потом точнее
Картечью мелкой по врагам!
Напор вдруг стих врага атаки.
Кто повлиял на сей посыл?
--Я слышал: Платова рубаки
С Уваровым зашли к ним в тыл.
--То хорошо! Полегше будет,
А то уж черти извели!
Курган сей, верно, не забудет,
Что мы держались, как могли!
--Браток, такая наша доля:
Родную землю защищать.
Сухие вродь. Закурим что ля,
Пока он не пошёл опять?
--Ан, нет! Гляди-ка, скачуть стерви!
Подвинем, Братцы! Навали-и-и-и-сь!
Смелее сходу бейте первых!
Ещё левей! Посторони-и-и-и-сь!
Василь Григорич Костенецкий,
Взяв длинный банник по-простецки,
Сшибал легко улан-поляков
Из сёдел потных аргамаков!
Ревел: «А ну-ка, просим, пане!
Расселись словно на диване!
Приёма русского не ждали?
Пожалуйте-ка мордой в грязь!»
И канониры добивали
Врагов, без продыха борясь!
Огонь врага прорвался шквалом!
В строю у наших – сотни ран!
На батарее – генералы:
Капцевич здесь и Остерман.
И Корфа резвые уланы
Летят в атаку! Барабаны
Дробь для пехоты отбивают!
На нас французы нападают,
Но русские стоят стеною:
Сплочённым нерушимым строем!
Команда «То-о-о-овсь!». Все заряжают.
Потом коротким эхом «Пли-и-и-и!»
Мы ядра взором провожаем.
"Ура-а-а-а-а-а!" Вновь русские пошли!
Французов – тьмы, и нас. Схлестнулись!
Вновь кирасиры прорвались,
В каре пехоты утонули,
Смешались! Наши, как могли,
Стояли за курган российский!
И небо опустилось низко.
Летели искры! Кони ржали!
Солдаты толпами бежали!
Гарь, дым, земля! Зловещим смерчем
Война кружила в вихре смерти!
Как это описать? Не знаю.
Возможно, так: кромешный ад!
Без всадников носились стаи
Коней вперёд, потом - назад.
Ковром всё поле в плоти падшей:
Всех поровну: французов, наших.
Не прекращающийся бой!
Я небо видел над собой
В дыму чадящем чёрной тенью,
Моля у Бога о спасенье.
Вдруг - Богородица! Как будто
Из облака был соткан лик.
Я замер и смотрел с минуту,
Всё удивляясь, что возник
Знакомый образ надо мною.
И шёпот с эхом: «Все герои,
Кто с верой Родину спасают!
И даже если погибают,
То в Вечности живут они -
Господь их бережно хранит.»
Мне захотелось быть причастным.
Сказал я сам себе: «Пора!»
Подняв винтовку, громогласно
Протяжно закричал «Ура-а-а-а-а-а-а!»
И побежал врагу навстречу,
Презрев весь ад и свист картечи,
Страх, что недавно был присущим!
Вот враг, передо мной идущий.
Прицелясь, помню, что стрелял,
И видно было: попадал.
«Святый Боже, Святый крепкий,
Святый бессмертный, помилуй нас.
Святый Боже, Святый крепкий,
Святый бессмертный, помилуй нас».
Француз, надменный и высокий,
Штыком ударил старика!
Шага четыре, я уж сбоку,
Секунду размышлял слегка,
Потом как засветил прикладом!
Пусть знают наших! А не надо
Людей российских убивать
И приходить к нам воевать!
Мы всех с земли своей отбросим
И точно мира не попросим!
Кричал со мною кто-то рядом:
"Славя-я-я-яне, Русь не посрами-и-и-им!"
С пехоты небольшим отрядом
Бежали мы сквозь черный дым!
"Ура-а-а-а-а-а-а!" - раскатом раздавалось.
И в этот миг мне показалось,
Что это мой не первый бой
И что направлен я судьбой
Внести свой вклад в победу нашу,
Испив ниспосланную чашу.
Доныне список достижений:
Пустые мелкие дела.
Каскадом новых ощущений,
Пока пехота наша шла,
Был я всецело преисполнен!
Сейчас же смыслом был наполнен
Мой каждый новой жизни шаг.
И цель была уж не пустяк!
«Должна же выстоять Россия!
На то положим мы все силы!»
Твердил себе: «Вот моё дело!»
И «Кто на Русь с мечом пойдет».
Бой утихал. Уж вечерело,
Но мы всё шли и шли вперёд!
Хлопок вдруг недалекий звонкий!
Меня отбросило в воронку!
"Царапина! То ерунда!
Раненье - это не беда!"
Вдали стихала канонада…
Бойца увидел из отряда.
--Пехота, эй! Погодь немножко.
Ну что, братушка, всё, кажись?
Да-а-а, ныне, чай, свезло нам трошки.
Хочь могем мы ешшо пожить.
Знать, так всё Господу угодно.
Мы ратным делом-то своим -
Гольба без племени, без роду,
Земелюшке-то пособим!
Такая, вишь, у нас работа:
Прикажут, и вперёд идем.
Ты не заснул там? Эй, пехота!
Братушка, слышь ты, поживём!
Лежал в воронке. «Уцелели!»
И мыслил только лишь одно:
«Так вот какое ты на деле,
Кровавое Бородино!»
«Забил снаряд я в пушку туго
И думал – угощу я друга.
Постой-ка, брат-мусью!»
За жизнь короткую свою
Не думал я, что настроенье
Бойца того стихотворенья
Удастся мне проверить лично:
На всё у жизни есть свой срок.
Но мнение моё отлично
От тех запомнившихся строк.
Да разве те «друзья» и «братья»?
Попробую так передать я:
Сброд алчущих наживы воинов,
Кому в помине нет законов
Ни Божьих и ни человечьих,
Кто убивает и калечит.
«Друзья»?! Я лично сам в атаке
Стрелял сегодня в тех «друзей»,
Когда я видел в дымном мраке
Оскалы лиц их. Верно, злей
Они, чем у собак бойцовых!
И с хладнокровьем, образцово,
Как их учили, бьют в живот
Штыками и бегут вперёд!
Сожрать они нас всех готовы
Иль посадить на цепь в оковы!
Но скорым будет искупленье!
Придёт возмездье, видит Бог,
Чтоб их грядущим поколеньям
Забыть дорогу на восток!
Бинтом перевязали рану.
"Я воевал" - как это странно,
Такое сочетание слов.
И, отдохнув, уж был готов
Вновь помогать для пользы дела,
Пока не очень-то умело.
В час неспокойного заката
Я с поля раненых таскал.
Передо мной глаза солдата
Стояли, что мне крестик дал.
Такие жуткие потери!
Увиденному я не верил:
Всё покорежено, изрыто,
В дыму ещё тела убитых
Застывших. Страшно и ужасно!
Что есть война, мне стало ясно!
--Да-а-а-а, всех нас потрепало ныне,
И завтрева, кажися, в бой.
--То вряд ли, нет и половины:
Иван, Петро, кто был со мной -
Убиты многие герои…
--Да-а-а-а, поредели наши строи.
--Тогда мы отойдём, пожалуй.
--Эй, слышь ты, осади, не балуй!
Да как же, братцы, отойти?
Москву нам вверено спасти!
В пятнадцать начал я писать,
Почти совсем недавно,
Чтоб объяснить и передать
То, что считаю главным.
Верстах в трех под Бородиным,
Когда рассеялся уж дым,
Я сел у малого ручья:
Войной рвалась душа моя!
Вот что сумел я записать
В свою помятую тетрадь:
«Жизнь на войне – лишь только миг
И вечность – вот уж близко!
Вдруг прям передо мной возник
Окоп и бруствер низкий.
Я на него бегу вперёд,
Уже детали вижу.
Вооружённый враг встаёт.
Что с чувством? Ненавижу?
Ну, где же быстрый мой ответ? -
--Нет ненависти! Жалость!
Сомненье! Ненависти нет!
Лицо уж показалось!
Зачем его мне убивать,
Француза молодого?
Быть может, лучше время вспять?
Быть может, что другое?
Глаза закрыла пелена.
Да что же, люди – звери?
На то она и есть война:
Открыть запретов двери!
И вот в душе огонь возник!
Вдруг воскипела ярость!
И почему-то в этот миг
Сомнений не осталось!
Руби, коли, стреляй в упор
Во всех врагов! Где жалость?
Где тот души немой укор?
Он был, иль показалось?
Меня от ярости трясёт
Дурман войны проклятой!
С оружием бежать вперёд –
Священный крест солдата!
Когда же эра милосердья
На землю грешную придёт?
Пока же горькое возмездье
За войны людям воздаёт
Господь, взывая к покаянию!
Не внемлет, видно, род людской:
Забыв про мирные деяния,
Опять ныряет с головой
В кровопролитие большое!
Захватчики не могут ждать!
Нет ни свободы, ни покоя:
У них лишь жажда убивать!
Какою мыслью озарённый
Был пред войной Наполеон?
Что мы, народ непокорённый,
Отвесим вдруг земной поклон
Его шакалам ненасытным
И пригласим войти в свой дом?!
Иль испугаемся побиты
В канаву тихо отползём?
Не понял духа он России!
Глупец! Опомнится сто крат,
Когда голодные, босые
По снегу побредут назад!
Мы же поднимемся из пепла
Сожженных русских городов,
Чтобы Отчизна вновь окрепла
От наших доблестных трудов!
Мы научились возрождаться!
Скреплённый Богом наш союз
За честь Отчизны будет драться,
Пока жива Святая Русь!»
***
Костры горели и бросали
Вверх искры розовым огнем.
Бойцы сидели и молчали,
И каждый думал о своём.
Без киверов и без мундиров:
Им разрешили командиры
Оправиться и отдохнуть
Пред тем, как в отступленья путь
Их призовёт опять дорога.
И каждый верил только в Бога.
Весь лагерь – в раненых, и стоны,
Разрезав тишину, слышны.
Спиной я, привалившись к клену,
Увидел всполохи войны,
Закрыв глаза. Дрожали руки.
«За что все адовые муки?
Таков мой долг, да и судьба.
Даётся каждому борьба
Своя, чтоб вынести достойно».
Найдя ответ, я стал спокойней.
Поднявшись и пройдясь немного,
Увидел друга. Обнялись…
--Мы живы! Живы, слава Богу!
Ну, вот и хорошо: нашлись!
Кутузов мимо, чуть хромая,
И, по всему, переживая,
Потупив взор, вошёл в избушку
К хозяйке - дряхленькой старушке.
--Мать, ты уж нас за то прости!
Совет нам надо провести.
Вокруг Кутузова собрались,
Избы не закрывая дверь,
С тревожным видом генералы,
Чтоб подвести итог потерь.
Кто был из них в сражении ранен,
Кого-то я уж видел ране,
Кого-то - только в первый раз.
Тревога беспокойных глаз
У всех была тогда на лицах.
Кутузов пригласил садиться.
--Крепитесь! Ночью же отходим.
На отдых нынче – пять часов.
К Можайску раненых подводы
Отправить. –-Уж обоз готов!
--Да, верно будут и награды.
Не то сегодня в голове.
Нам отступать уж завтра надо
К столице Родины – к Москве.
На завтра в арьергарде – Платов!
--Есть! –-Выход - ровно в пять утра!
И накормить мне всех солдатов!
И каждому – по двести грамм!
С боями, но Можайск отдали.
Француз отчаянно давил!
К Москве мы маршем отступали,
Сформировав ударных сил
Наш боевой порядок новый.
Солдаты все были готовы
С французом биться за Москву
Ещё раз! Средь полков молву
Пустили: «Думает Кутузов,
Где лучше нам разбить французов».
Уныло тащатся обозы
Поникших раненых солдат.
Им лишь российские берёзы
Вслед с грустным шелестом глядят…
Вдруг кто-то крикнул: "Эй, славя-я-я-яне,
А ну-ка, нашу песню грянем!
Ужель нам отступать, да тихо?
Эге-е-е-ей! Все вместе, Братцы, лихо!"
--Да, песня это - то, что нужно!
Запели строевую дружно:
«Солдатушки-и-и, бравы ребяту-ушки!
Где же ваши де-е-ды?
Наши деды – славные побе-еды,
Вот где на-а-ши де-е-ды…»
Старик в лохмотьях на дороге,
Склонив печально голову,
Всё причитал: "Побойтесь Бога!
Вы что, сдадите им Москву?
Ведь надо ж с супостатом драться!
В Кремле не могут оказаться
Его гвардейские полки!
Вы не пущайте их, сынки!
Мы пособим, коль дело свято!
Настанет скоро уж расплата!"
Старик заплакал, вытирая
Рубахой слезы на щеках.
Я сжал ружье, переживая,
Ещё сильней в своих руках.
Кутузов разом слез с кибитки,
В одной рубашке без накидки,
И обнял старика за плечи:
--Отец, сегодня в этот вечер
Должны решение принять:
Дать бой или Москву отдать.
Нужна нам боле осторожность,
Чтоб силы армии спасти.
И видит Бог: как это сложно -
Решенье верное найти.
Мы шли по шесть в шеренгах строем –
В мундирах, обувь вся в пыли.
Мне думалось: "Идут герои,
Защитники Родной земли.
И я – средь них. Мы вместе – сила!
Нас вырастила всех Россия,
Теперь мы встали под ружьё
Оплотом мощным за неё!"
Не чувствовал тогда усталость,
Сколько б идти нам ни осталось.
С бойцами за водой к речушке
Спустились сквозь кусты и рвы.
Глядь, в шушуне стоит старушка.
--Бабуль, далеко ль до Москвы?
--Деревня Сетунь здесь, родные.
Часа два ходу. Верстовые
Столбы вас верно приведут.
Поклонную гору и пруд
Увидите. Там – рядом.
--Спасибо! — Мы пошли к отрядам.
Надежд великих не вселяла
Позиция перед Москвой.
Опять собрались генералы,
Чтоб каждый сделал выбор свой,
В избушке у горы Поклонной.
«Прива-а-а-а-ал всем строевым колонна-а-а-ам!»
--Что за деревня? --Здесь - Фили.
Мы с другом тоже внутрь зашли.
Кутузов начал: "Что ж, за дело
Нам медлить нынче не приспело.
Вот только духота какая!
Откройте что ли настежь дверь,
Мне надышаться не хватает.
Да-а-а, сложен груз больших потерь.
Нам отступать иль завтра драться?
Что ж, Господа, вопрос такой:
Спасать нам армию стараться
Иль дать перед Москвою бой?
Михал Богданыч, мысль какая?"
--Не раз уж это говорил:
Наша позиция – плохая.
Я бы на Нижний отступил.
--А я бы сдвинулся южнее,-
Сказал в поддержку прений Толь.
–-Запутать нам врага важнее!
Это сыграло б свою роль.
Ермолов начал громогласно:
--Мне трудно здраво рассуждать!
Все битвы ждут! И это ясно,
Что бред: Москву без боя сдать!
--Леонт Леонтич, что с тобою?
Был бледен Беннигсен тогда.
--Врагу сдавать Москву без боя
Для всех нас стыдно, Господа.
Зачем Бородино потери?
Мы выстояли! Также верю:
И в этот раз мы отстоим
Рубеж и град, что стал Святым
С времён древнейших для России.
Никто не пожалеет силы!
--Ручаетесь в успехе боя? –
Вопрос свой задал Остерман,
И видно, как страдал от боли
Полученных недавно ран.
Лампадка тусклая горела
У Образа в святом углу.
Хозяйки кошка, что сидела,
У печки греясь, на полу,
Пошла неспешным шагом к двери…
--Ведь армий велики потери!
--Да, кто же спорит-то! А дух?
Что не сражались один в двух,
Мы никогда против французов?
Молчал, всех слушая, Кутузов.
Душа рвалась! Я сердце слышал.
Хотелось выступить, помочь!
Что уготовано нам свыше,
Не всё дается превозмочь.
Лишь Божий знак, судьбы теченье –
Во времени перемещение.
Риск ход истории нарушить
Меня заставил молча слушать,
Учиться, мудрости внимая
И в деле нужном помогая.
--Я бы пошёл врагу навстречу! –
Уваров молвил. –-Ведь не ждут!
--Мы не успеем! Завтра в вечер
Они уж сами будут тут, -
Барклай ответил. —-Не готовы
Войска сегодня наступать!
Потери. Мы рискуем снова
Французам первенство отдать.
Их больше! Вот и вся наука!
Даю на отсеченье руку:
Нам нужен месяц, может, два,
Тогда слетит уж голова
Наполеоновой армады!
Как ни печально, завтра надо
Москву оставить без сраженья.
Кутузов медленно привстал…
--Что ж, должен я принять решенье, –
Голос фельдмаршала дрожал.
--Да, времени совсем немного
Осталось нам. Враг – у ворот.
Я уповаю лишь на Бога,
Который вёл нас и ведёт.
Спасибо всем за откровенность.
Такая, видно, уж стезя.
Мой план: скорее, неизбежность,
Но по-другому нам нельзя.
Не токмо жертвую собою!
Что ж, значит, так тому и быть –
Ради спасенья и Москвою…
Приказываю: Отступить!
***
Ночь опустилась незаметно…
Всего лишь час я подремал
В саду на лавке неприметной.
«В ру-у-ужьё!» приказ меня поднял.
Чрез Драгомилову заставу
Прошли чрез реку в переправу
По деревянному мосту,
Потом вперёд ещё с версту.
Команда «Подтяни-и-и-и-ись» по строю.
"Идти колонною по тро-о-о-ое!"
Увидел Кремль. Утро скоро.
Мы ж, молча, сонные брели.
Вот он: родной красивый город –
Столица Матушки-Земли -
Весь в бликах факелов зажжённых
Уже стоял опустошенный,
В преддверии скорого позора,
Молчал, не ведая укора,
И ждал он участи своей:
Огня внутри своих церквей.
Москва-река внизу с журчаньем
В крутых поросших берегах,
Теченьем вод своих печальным
Прощалась в горестных слезах…
Россия плакала. Но всё же
Не верилось. Да разве может
Такое быть? Со смутных лет
Уж не было для русских бед,
Когда здесь чужеземцы были.
Давно то время позабыли.
Ребёнок хныкал где-то рядом.
Лишь стоны – всем не до речей.
Я на всю жизнь запомню взгляды
Растерянные москвичей.
Повозки, барышни в капотах,
На лицах суетных - заботы.
Кругом – отчаянье и горе,
И всех слоев народу море!
В страдании стали все равны
Пред ликом ужаса войны.
Священник с чахлой бородёнкой
В измятой рясе всех крестил,
Читал взволнованно и звонко:
--Господь, дай православным сил
И дай великого терпенья
Нам пересилить все мученья
И Землю Русскую спасти!
Нас, грешных, Господи, прости!
Я шёл и молча озирался,
И слёзы сдерживать старался.
Люблю тебя, Москва родная!
Я сквозь века тебя узнал!
С булыжниками мостовая,
Та, по которой я шагал,
Вела нас к Яузы впаденью,
Потом спустились по теченью
Мы до Коломенской заставы.
Церквушку беленькую справа
Увидел. Гуси пронеслись.
Вновь по колонне: «Подтяни-и-и-и-и-ись!»
Всплыла ещё одна картина –
Большой музейный экспонат:
На ней французы на вершине
Горы, собрались и стоят,
И радуются в предвкушении
Монарха скорого решения
В столицу древнюю зайти.
Наполеон невозмутим,
Как Голиаф перед Москвою,
Готовый взять её без боя.
«Чужак! Ну, что ж, зайди, попробуй
С Великой армией своей!
Набейте гладные утробы,
Обозы – золотом церквей!
Но бойся, празднуя победу!
Заплатишь ты за наши беды!
Чужак, ты не заставишь сдаться
Славян! Нам стоит лишь собраться,
Чтоб биться вновь с твоей оравой,
Кичащейся победной славой!»
На путь движения к Рязани
Колонной армия пошла.
Смешавшись в толчее с возами,
Река народная текла.
Сгущались сумерки… Усталость
От дня тяжёлого осталась.
Я, сжав ружье, шагал в строю,
Всё вспоминая жизнь свою.
Вдруг возглас! Влево бросил взгляд.
--Славяне, гляньте-ка назад! -
Боец показывал рукою.
–-О, Господи! Москва горит! -
И понеслись слова по строю:
--Я ж нынче утром говорил:
То, верно, Ростопчин затеял,
Чтоб не досталось всё врагам.
--Глядите! Занялось сильнее!
Огонь во всю уж правит там!
Заснуть не мог, как ни старался.
Зарницей пламень бушевал,
И дым до неба поднимался!
Я всё лежал и представлял,
Как бедная Москва рыдала,
После пожара оставляла
От всех имений москвичей
Остовы каменных печей,
Как часовых, секрет хранящих,
В безмолвном ужасе стоящих…
Два дня, сначала по дорогам,
Потом вдоль берега реки
Кутузов сам, ведомый Богом,
Вёл русской армии полки.
И под прикрытием тумана,
В походный марш вступая рано,
Водили за нос мы французов.
Ох и хитер старик Кутузов!
Без схваток тихо отступали,
В то время силы собирали.
--Загнётся злыдень, чай, в Москве!
Уж вскоре не расти траве
На корм подножный для лошадок.
--Пуща-а-а-ай! Природный распорядок
Наладит скорые морозы,
Прольют тогда уж черти слёзы.
--Да, выкурим мы супостата!
Кутузов как сказал: «Солдаты,
Врагу настанет страшный суд!»
Теперича вот все и ждут,
Когда наступит день отмщенья
И перейдем мы в наступленье.
Мужик худой, в лохмотьях рваных,
Прибился с самого утра
К отряду. Потемнело рано…
Сев в круг с бойцами у костра,
Он, отвечая, прерывался,
Хрипел и часто заикался.
Я ж вёл неспешно свой конспект,
Чтобы потом узнал весь свет,
Что в эти дни с Москвою было
И чтоб Отчизна не забыла.
Закрыв глаза после отбоя,
Я задремал и видел сон,
Как старое кино немое:
В Кремле стоял Наполеон,
А рядом пламя бушевало!
Он же смотрел на всё устало,
С неверием, непониманьем,
Сжав губы тонкие с желаньем
Найти зачинщиков пожара,
Воздав положенную кару.
Была то не Москва родная,
А город страха и огня!
Во сне картины, возникая,
Нещадно мучили меня!
Была растерзанной, избитой,
Обугленной, навек забытой,
Поруганной, лишённой чести,
Стоя по-прежнему на месте,
В те дни была она чужой -
Врагом захваченной Москвой!
Все храмы в жутком разорении,
И время прекратило ход.
Был, словно, весь в оцепенении
Оставшийся в Москве народ.
А Grande Armee саранчою,
Верхом и рваным пешим строем,
Заполонила всё кругом,
И каждый уцелевший дом
Был ими занят. Жгли костры
И нагло грабили дворы.
В один из дней гонец примчался –
Весть из столицы от царя.
Солдатский люд вокруг собрался:
В шеренге первой – егеря.
Посыльный прочитал воззванье
С должно исполненным стараньем.
С особой важностью отметил:
--Наполеону не ответил
Наш Царь на мира предложенье.
--Вот это – доброе решенье! –
Воскликнул кто-то из солдат.
-–Из нас-то ныне кажный рад
На штык антихриста направить!
А он, вишь, ми-и-и-ир хотел управить.
--Не знает русских ентот бес!
Чего он к нам в Москву залез?
--Коленом дать ему пинка!
--Дай срок – узнает мужика!
«С крайнею и сокрушающую сердце каждаго сына Отечества печалью сим возвещается, что неприятель сентября 3-го числа вступил в Москву. Но да не унывает от сего великий народ российский. Напротив – да поклянётся всяк и каждый воскипеть новым духом мужества, твёрдости и несомненной надежды, что всякое наносимое нам врагами зло и вред обратятся напоследок на главу их…Собранные и отчасу больше скрепляющиеся силы наши окрест Москвы не перестанут преграждать ему все пути и посылаемые от него для продовольствия отряды ежедневно истреблять… пришёл он в Москву. Без сомнения смелое, или, лучше сказать дерзкое стремление его в самую грудь России, и даже в самую древнейшую столицу, удовлетворяет его честолюбию, и подаёт ему повод тщеславиться и величаться. Но конец венчает дело. Не в ту страну зашёл он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войска, и народ! Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих, веры, свободы, имущества. Он с последнею в груди каплею крови станет защищать их… При столь бедственном состоянии рода человеческого, не прославится ли тот народ, который, перенеся все неизбежные с войной разорения, наконец терпеливостью и мужеством своим достигнет до того, что не токмо приобретет сам себе прочное и нерушимое спокойствие, но и другим державам доставит оное, и даже тем самым, которые против воли своей с ним воюют? Приятно и свойственно доброму народу за зло воздавать добром. Боже Всемогущий! Обрати милосердыя очи Твои на молящуюся Тебе с коленопреклонением Российскую Церковь. Даруй поборающему по правде верному народу Твоему бодрость духа и терпение. Сими да восторжествует он над врагом своим, да преодолеет его и спасая себя, спасёт свободу и независимость Царей и Царств». АЛЕКСАНДР 8-го сентября 1812 г.
Опять я за царя гордился!
У нас таких зовут: Кремень.
Но уж теперь не удивился
Услышанному в этот день.
Вообще, мы, русские, - упрямы
И любим изъясняться прямо:
Коль враг силен, то должно драться!
Не будем ни за что бояться,
Иль унижаться, или врать -
С врагами будем воевать!
Я понял это без сомненья:
Наш Император уж тогда
Имел монаршее решенье
Спасти Европы города
От злого гения столетья.
Наполеону не ответив,
Готовил он иной ответ,
Чтобы в течение долгих лет
Урок сей изучали ясно:
С Россией воевать опасно!
***
Шуршал сентябрь листвою жёлтой
Во время маршей… Дождик лил.
От солнца воздух днём был тёплый.
«Всё сдюжим!» - я себе твердил.
Уже привык терпеть лишенья,
Не падал духом. Настроенье,
Когда устал или промок,
Себе, уж научившись, мог
Поднять для всех полезным делом
Иль шуткой, вставленной умело.
Мой друг подле меня держался.
Я им гордился! Молодец!
Он тоже, как и я, сражался,
Понюхав порох и свинец.
Мечтали выжить! Вечерами
Каждый из нас скучал по маме
И по отцу. Мы говорили,
Что новый мир мы приоткрыли,
Что воевать нам с честью надо
За Родину – не за награды!
Войска под Нарой в лагерь стали.
Сначала строили полки,
Приказом днёвку всем нам дали,
И мы разбили биваки.
Костры… Дымочек потянулся…
Кто из бойцов уж растянулся,
Кто в лес на заготовку дров,
Кто у огня без киверов
Сел, чтобы чаем отобедать.
И потекли опять беседы…
--Теперича мы здесь надолго.
--Откуда знаешь-то? Без толку
Чего впустую-то трепать!
--Да, слышал: здесь мы будем ждать
Со всех губерний подкрепленья
И Бонапарте наступленья.
--И я слыхал. Хоть роздых будет.
--Пого-о-одь! Подъём нас всех разбудит.
Придумають уж командиры,
Чтоб попотели-то мундиры
Иль в строевой, или ползком.
--Всё лучше, что не под свинцом!
--Да, это верно! Эх, эх, эх -
Вдруг прозвучал весёлый смех.
--Отстань, сказал! Уже хорош!
Заладил тоже: врёшь, да врёшь!
Ответит тебе сам Кутузов,
Как били мы в ночи французов.
--Да, полно врать опять, Давыдов!
--Да, верно, я имею виды,
Чтоб вновь пошли со мной казаки,
Придумал тайные атаки.
Французов надо пощипать!
Мы ночью будем нападать:
И фуражиров, и разведку
Брать быстрым натиском и метко:
«Пришёл! Увидел! Победил!»
Не помню, кто так говорил.
«Но коль враг ожесточенный
Нам дерзнет противустать,
Первый долг мой, долг священный –
Вновь за Родину восстать!»
Нас каждый день стрелять учили,
Штыком работать по мешкам,
Часами с ротой мы ходили
В строю. Приказ был дан полкам:
Все показатели подправить
И ополчение поставить:
Кто посметливей – под ружьё,
А посермяжней мужичьё,
Хоть с пиками, да с топорами –
Но тоже на борьбу с врагами.
Сказал Кутузов как-то важно:
«Слабеет с каждым днём француз.
Для русской армии отважной
Сегодня ожиданье – в плюс!»
Вокруг я видел: веселели
С улыбкой лица у солдат,
Дружней и громче песни пели,
Чем ещё десять дней назад,
Усталости все испарились.
Наш лагерь рос. Над ним клубились
Дымы костров. Жила Надежда!
Обозы с теплой шли одеждой,
С вином и с хлебом. Пленных рваных
Сгоняли наши партизаны.
Меж тем октябрь ночным морозом
Напоминал мне о зиме,
И ветер с молодой берёзы
Срывал листочки. В кутерьме
Они кружились в танце смелом,
А хореограф их умелый
Всё выбирал сложней задачи.
Я засыпал… Костёр горячий
Недалеко от моих ног
Раскинул красный уголек.
Прошёл слух: завтра наступленье.
Что ж, стало быть, труба зовёт
Исполнить вновь с завидным рвеньем
Приказ: «В атаку! Все вперёд!»
Стремясь быть настоящим воином,
Средь многих тысяч стал достойным
Вновь выступить в строю бесстрашно,
Чтоб, если надо, в рукопашной
Схлестнуться, не жалея сил,
С врагом, как командир учил.
Приказа ждали. «Построе-е-енье!»
Час потолкались и: «Отбо-о-о-ой!»
Средь командиров напряженье.
Прошёл слух, будто марш ночной
Сегодня испытать придётся.
И точно: только скрылось солнце –
Вновь: «Построе-е-ение! Гото-о-о-всь!»
Подумал: «Русское авось
Народ наш в бедах выручает,
И что частенько так бывает!»
Бой начался, но где-то справа…
Кружило в небе вороньё.
Колоннами чрез переправу
Прошли мы Нару. «Всем – в ружьё!»
Я слышал выстрелов раскаты.
--Покамест обождем, робяты.
--Видать, не шибко мы нужны,
Коль протираем здесь штаны.
--Пора уже Мюрату двинуть
И увидать французов спины!
--Орлов-Денисов в наступленьи
Прорвал кордон! Враги бегут!
В начале быстрого сраженья
Смертельно ранен Багговут! –
Доклад был краток. Завершая,
Вернуться вскоре обещая,
Посыльный резко шпоры дал
И к лесу быстро поскакал.
А Милорадович рукою
Повёл колонны за собою.
Заминка… Вновь не торопились.
«Отхо-о-о-одим»,- прозвучал приказ.
И к ночи в лагерь возвратились.
--С ног валит. –-Да уж первый час!
Был Коновницын опечален:
--Мюрата мы могли добить!
Ермолов: «Стоило едва ли
Французов ныне отпустить!»
Кутузов выглядел сердитым,
Молчал, руками тёр виски,
Лишь на щеках его небритых
Ходили нервно желваки.
А Беннигсен, не спешась даже,
Весь был натянутой струной,
С лицом худым в какой-то саже,
Объятый страстною волной,
С акцентом бросил в раздраженьи:
--Но почему же, почему
Вы не вводили подкрепленье?
Я уж, извольте, не пойму!
Кутузов процедил сквозь зубы:
--Нам Бонапарта нужно ждать.
Простите, Господа, но глупо
Мне уж совсем не доверять!
Закрыв глаза, я видел верно
Картину сквозь белесый дым:
Наполеон верхом, надменный
И гвардия: рысцой за ним
С последнею своей надеждой -
На Красной площади. Одежда
Уже истрепана, спесь сбита,
Высокомерие забыто!
Тогда уже в их поведении
Страх поселился и сомнение!
Ничком, подкладывая руки
Под грудь, морозной ночью спал.
Во сне мне приходили звуки,
Как сильный ветер завывал:
Вокруг меня рвались снаряды,
Бежали на врагов отряды!
То вдруг всплывало время наше:
Москва, и я, как будто, младше,
Какой-то праздник, в платье мама…
И снова ветер дул упрямо!
«Чужак, от злобы нет спасенья,
Коль Бога нет в душе твоей!
Легко ль тебе пришло решенье
Разрушить купола церквей
И древний Кремль величавый?
Не оправдают скверну славы
Уж ни победы, ни твой гений!
Судом грядущих поколений
Ты будешь вскоре осуждён:
Клеймом позора награждён!»
Штабной майор опять с докладом!
Кутузов нервничал слегка:
--Друг мой, томить меня не надо –
Скорей порадуй старика!
--Под Боровском – известье точно –
По обе стороны реки
Увидела разведка ночью
Французской армии полки.
--Господь, ты внял молитвам нашим!
Весь наш народ и вся страна
До дна испили горя чашу!
Теперь Россия спасена!
Кутузов зарыдал от счастья.
--Скорей выходим! Общий сбор!
Как говорил Суворов часто:
«Нам нужен натиск и напор!»
Такие ливни зарядили,
Что ни проехать, ни пройти!
Мы маршем фланговым спешили,
Презрев преграды на пути,
Прикрыть Калугу от французов.
Повёл колонны сам Кутузов
На Малоярославец ходко!
Теперь что делать, знал он чётко
И авангард вперёд отправил
По всем статьям военных правил.
Сцепились насмерть! Мощным градом
Огня – ружейная стрельба!
Рвались снаряды где-то рядом!
Кипела страшная борьба!
На узких улочках, на крышах
Домов, за стенами. Я слышал
Французов крики и команды
Сквозь грохот частой канонады!
За нашу пядь родной земли
Мы все сражались, как могли!
Здесь Крейц и Меллер-Закомельский
Вели отряды за собой!
Пошёл полк Егерский Гвардейский,
Ввязавшись в рукопашный бой!
Я сам ревел, как зверь в атаке!
Вокруг казалось всё во мраке!
«Ура-а-а-а-а-а-а!» Горел смертельный шквал!
Прикладом сбит был и упал.
Штыком ударить замахнулся
Француз. Я еле увернулся.
Бой длился долго. Все устали.
Уж наступил вечерний час.
Мы город брали и сдавали
За день, наверно восемь раз!
Все улицы в телах убитых,
В обозах, в ящиках открытых,
В камнях разбитых, досках рваных…
Весь город стал кровавой раной!
Не дали мы врагу пройти,
Живым щитом встав на пути!
Мороз сковал поутру лужи.
Простыв, я сильно заболел
От испытаний и от стужи:
Лишь бредил, целый день не ел.
Опять виденье: Бонапарте
Склонился над помятой картой,
Войдя в крестьянскую избу.
Для армии своей судьбу
Он выбирал не без сомнений
Их двух имевшихся решений.
А участь: лишь побег бесславный!
Ты начал понимать, Чужак,
Кто бед твоих виновник главный.
Что, получилось всё не так,
Как поначалу-то мечталось?
Теперь надежд уж не осталось!
Не спас ни чести, ни людей!
Хоть ты и гений, но злодей,
Игрок, мечтавший быть «всесильным».
Но «сделала» тебя Россия!
Мне скажут, может, «бескультурье»,
Мол, «с Императором на ты?»,
«Велик он по своей натуре!»,
«Куда тебе до высоты!?»
Я - лишь поэт. Удел поэта,
Коль честь его была задета,
Тем паче честь его народа,
То насмерть биться за свободу
И словом ранить подлеца,
Пусть и с величием лица!
Пусть лучше будет «неудобно»,
Зато уж правдой рубануть,
Чем пресмыкаться словом скромным,
Тем самым, многих обмануть,
Чтоб было гладко, политично,
Чтоб не было претензий личных.
«Чужак, на ты» - Наполеону!
За нарушение законов,
За смерть людей, за разрушенья –
За то ему моё презренье!
Попали в список по наградам.
Болезнь я быстро перенёс.
Через Медынь пошли отряды
На Вязьму – в день по двадцать вёрст!
Всем выдали по полушубку.
Мой друг ввернул удачно шутку:
«Эх, командиры, это зря!
С утра заспятся егеря!»
--Славяне, ну-ка, не зевай!
А песню дружно запевай!
«Солдатушки-и-и, бравы ребяту-ушки!
Где же ваши де-е-ды?
Наши деды – славные побе-еды,
Вот где на-а-ши де-е-ды…»
Мне думалось: «Чем не работа –
Родную землю защищать?
Пускай хоть рядовым пехоты,
Потом и званья получать.
А главное: есть смысл, идея!
Я сомневался, что сумею,
Но ведь стреляю и колю.
Всё потому, что я люблю
Россию, милую мне с детства,
И это - главное наследство!
Сейчас подруга бы гордилась
В душе, возможно, новым мной».
И сердце трепетно забилось,
Вдруг захотелось мне домой.
Но шёл я, радостно вдыхая
Холодный воздух, и, порхая
Над самою землей пичуги –
Предвестники осенней вьюги,
Нас щебетаньем провожали
В войны нехоженые дали…
Через посадку мы к дороге –
На насыпь цепью в интервал!
В какой-то жиже вязли ноги.
Я, целясь на ходу, стрелял.
Как карусель, меня тащила
Вперёд неведомая сила
Войны! Я не сопротивлялся,
Потоку общему отдался.
«Ура-а-а-а-а-а!» Шеренгами неслись!
Снаряды редкие рвались!
Отряды Платова – в атаке!
«Руби, ребяты - дончаки!
Покажем удаль! Гей, рубаки!
За Вязьму бьёмся, казаки!»
«Отрезали! И да-а-авим! Давим!
Стреляй в упор! Штыком коли!
Орлы, так смелостью прославим
Защитников родной земли!»
Под звуки барабанов дроби
Приказ: «Знамёна расчехлить!»
Мы с чувством радости и скорби
Собрались в город заходить.
В огне от края и до края
Пылала Вязьма в этот час!
И, в голос местные рыдая,
На площади встречали нас.
«Спасибо, милыя сыночки!» -
Бабулька в сереньком платочке
В грязи стояла на коленях,
Дрожащим в три перста знаменьем
Крестила небеса, стараясь
И лбом своим земли касаясь.
--Уж гоним, гоним супостата!
А снегопад-то, ух какой!
--Собраться надо нам, ребята,
Держать врага перед собой!
На подступах к Дорогобужу
Французов гнали. Снова бой!
Я помню: придавила стужа,
Метель неслась над головой!
От снежной мги глаза слезились,
И вихри от позёмки вились!
Я, подвернув на кочке ногу,
(Хоть не сломал, и Слава Богу!)
Поодаль всех уж дохромал
До города. «Ура, привал!»
Грозди оранжевой рябины
В снегу – из памяти живой –
Убитых сгорбленные спины,
Погибших на передовой,
Колёса, кивера, лафеты
И ветер! Нет нигде ответов:
Зачем придумали войну,
Страна, в которой на страну
Идёт, неся лишь разоренье?
Слова какие для прозренья?
Дрожь, жалость, боль и эйфория –
Нахлынул ярких чувств каскад!
Костры у биваков искрили,
Друзей живых был видеть рад!
Но и не находил я многих,
С кем разговаривал в дороге,
Глазами продолжал искать
И не хотел друзей терять!
Закутавшись, все разомлели
И вкруг костра большого сели.
--Да, жарок был сегодня бой!
Устал. Скорее бы отбой!
--Уж пощипали мы заезжих!
--Хранцузик был один в одежде:
Обрывки всякого тряпья,
Глаза чумные, без ружья!
Ну, есть же, верно, страсть Господня!
--И я видал двоих сегодня,
Застывших прямо у костра,
Видать, с морозного утра.
И русских много полегло:
Их снегом белым замело!
--Друзья, помянем братьев наших –
Солдат, на поле брани павших!
Кутузов подошёл. Все встали.
--Орлы, сидите – вы устали.
Казаки наши каковы!
Ну, не жалеют головы!
Но всё же обольщаться рано,
Ещё кусает окаянный!
--Светлейший князь, отец солдатам,
Мы сдюжим с бесом! Да, ребята?
И громко шутки полились.
Лишь через час все разошлись…
Да, счастье - боевое братство!
Чуть что: «Братушка, помоги!»
И каждый рядом рад стараться!
Все сердцу стали дороги:
Усач седой Василь Иваныч,
Артиллерист лихой Кирьяныч,
Молодцеватый егерь Лёшка
И барабанщик наш Серёжка -
В походе мне родными стали.
Объединили нас печали
От гибели непоправимой
Наших родных друзей-бойцов,
Усталости неодолимой
И от того, что смерть в лицо
Глядит на нас во время боя,
Момент, назначенный судьбою,
Кому-то верно выбирая.
Мы, выжить все в бою мечтая,
Всё же боимся умереть,
Нежданно встретив свою смерть.
Но есть и радость на войне
От всех побед больших и малых,
Когда вдруг видишь дом во сне
На междумаршевых привалах,
Когда в живых друзья остались,
И после боя все собрались
О своих подвигах поведать,
Когда доводится обедать
Горячею перловой кашей
Да с мясом. Вот уж радость наша!
А пуще радость, аж до дрожи,
Когда мы все - плечом к плечу
В атаке! И мороз по коже!
Идём вперёд, и я кричу:
«Ура-а-а-а-а-а!!!» А враг бежит в смятеньи!
И тут такое настроенье,
Что и не передать словами,
Как землю нашу целовали,
Отбитую во время боя,
И плакали, обнявшись стоя.
«Сегодня бились до конца!
Да-а-а! Это – мы, земля! Послушай!
Да-а-а! Так трепещут наши души
И так стучат наши сердца!»
Мы под Смоленском ночью вьюжной
Вошли и встали на ночлег
В село, заняв весь подступ южный.
Наш взвод – в амбар. Пару телег
Разбитых на дрова мы взяли.
От марша трудного устали.
На сене, пахнущем в углу,
Постель, устроив на полу,
Я в сон моментом погрузился.
Снаружи рваный ветер злился!
Поля, снега и смерти лики –
Мне приходили в каждом сне –
Стрельба, врагов замёрзших крики,
Остовы ветхих изб в огне,
Глаза француза молодого,
В рванье каком-то, чуть живого,
В скрещении руки на груди.
Не заколол, а пощадил!
«О, Господи, душа живая!
За что ж нам всем судьба такая?»
Роились мысли: «Бог Всевышний,
А если вдруг меня убьют?»
Когда писал в тетрадь, я слышал
Откуда-то: «Пока не жду.
Тебя испытываю верой!
Мой мальчик, вижу всё. Держись!
Пусть напряглись до боли нервы,
Ты только до конца борись!»
Я выводил рукой замёрзшей:
«Мой Бог, я долго ль проживу?
После войны седой пороши
Увижу ль вновь свою Москву,
Своих родителей и школу,
Друзей и всех, кого люблю?
Какой же пробирает холод!
Но я терплю! Но я терплю!
Хочу средь всех своих исканий
Любовь взаимную найти,
Пройти все с честью испытанья
На трудном жизненном пути!
Хочу заботиться о детях,
Полезным быть своей стране!
Хочу, чтоб кто-нибудь на свете
Скучал, быть может, обо мне.
И в жаркой схватке рукопашной
Я, Господи, тебя молю!
Порой бывает очень страшно,
Но я терплю! Но я терплю!
И если станет мне отважно
В бою кровавом умереть,
Срок жизни, мыслю, так ли важен? –
Не доведётся мне стареть.
Но мы здесь – каждый яркой искрой –
Средь тысяч преданных сынов
России! Ничего, что быстро!
Присягу принял! Я готов!»
***
На Красный шли глубоким снегом.
«Слушай прика-а-аз! Штыки-и-и вперё-ё-ёд!»
Война неслась упрямым бегом!
Гудел сплошной круговорот,
Затягивая в вихрь летучий
Бесформенною снежной тучей
Бойцов обеих армий! Молча,
Сплелись в одно отряды полчищ!
Лишь дикий рёв рвал воздух всюду,
И под ногами мёртвых груды!
Опять победа! Море пленных!
Врагу уже грядёт разгром!
Конец иллюзий вожделенных
И спеси! Мы по ним штыком!
По ним мы православной верой,
Чтоб впредь известные примеры
Врагов в сомнении держали,
Чтоб в норах у себя дрожали
И знали: русских не возьмёшь,
Погибель средь снегов найдёшь!
Растах был дан часов на двадцать.
Свалился я без задних ног.
Пришлось шинелькой накрываться,
Дождь ночью резал, как песок!
Мне думалось: «Как дом? Как мама?
Как батя?» Дождь лепил упрямо,
Мешая провалиться в сон!
Потом возник Наполеон
В какой-то шапочке из шкурок
С лицом багровым, будто турок.
Два дня в походе ухо ныло.
Мы в авангарде главных сил
В строю месили грязь уныло.
Кутузов, верно, не спешил.
От Орши на Борисов целью:
Нам нужно было за неделю
Добраться до Березины,
А дальше выгнать из страны
Чрез Неман армию французов –
Так запланировал Кутузов.
Казак верхом в одежде тесной:
Прямой, седая голова –
Вдруг затянул донскую песню,
Запомнил я её слова.
«Вышли с Дона казаки -
Вот стараи старики!
И гусары друзья с нами,
А егери вслед за нами.
За французами мы гнали
Да их в речки загоняли!»
Подумалось: «Чем нам труднее,
Тем крепче наш российский дух!
Мы вдруг становимся сильнее
И вытерпим любой недуг!
Французы ж были не готовы,
Что так Россиюшка сурово
Их встретит, не боясь числа.
Судьба урок преподнесла,
Который внуки не забудут
И уважать Россию будут.
--Уж замерзаить сучье племя!
--Дак, значить подошло их время.
А неча к нам соваться было!
Теперича, когда накрыла
Их всех россейская зима-то,
Пусть имуть за грехи расплату!
--Робяты, хватит вам болтать!
Штаны б самим не потерять.
Ешшо ж войне-то не конец -
Летаить, вишь, ешшо свинец.
--Но сердце-то победу чуеть.
Хранцуз уж вряд ли забалуеть.
Солдат из армии Дунайской
Нам на привале передал
Воспоминанья в ярких красках,
Как Бонапарт переправлял
Над льдом Березины открытой
Остатки армии избитой.
В три дня по двум мостам с оглядкой,
Срываясь в воду в беспорядке,
Ползла на запад эта свора,
Приняв сполна удел позора!
--Чичагов дал приказ: «В атаку».
Мороз ужасный был! Во мраке,
Когда уж Чаплица ребята
Кордон прорвали, и тогда-то
Граф Ланжерон повёл полки
Спускаться к берегу реки.
Гляжу: там свалка из людей,
Обозов, скарба, лошадей,
Река запружена телами!
Французы грелися кострами,
Сдавались сотнями за раз.
Я повредил кустами глаз –
Вот, до сих пор болит – зараза!
Не дай-то Бог лишиться глаза!
Э-э-эх, Божечки, война достала!
Но тянем лямку мало-мало.
Скорее бы ужо домой,
Да подоспать денек-другой,
Да к жинке, к детям и к хозяйству.
Не время нонче ходатайствам,
Поколь мы Родине нужнее,
Шоб ентим дать ешшо по шее.
Солдат потёр рукою глаз,
С улыбкой посмотрел на нас.
--Держитеся, ребята! C Богом!
Прощайте! Не судите строго!
На Вильну супостатов гнали!
Сеславин, Платов - по пятам,
Французский арьергард щипали
В малых боях то здесь, то там.
Мороз опять поджал за двадцать,
И, как бойцам ни одеваться,
Он прямо до костей, проклятый,
Движенья замедлял. Солдаты
Из наших многие пропали:
Замёрзли, сгинули, отстали.
Мне думалось: «Война – терпенье:
Терпеть, чтоб ни было с тобой,
Мороз, усталость, наступленье,
Когда кипит кровавый бой!»
Друг мой держался еле-еле:
Его ступни два дня болели.
Мы часто снегом растирались,
Во всём мы следовать старались
Тому, что слышали на марше
От опытных бойцов постарше.
Уж в декабре в лихом рассказе
Я слышал сам от казаков:
«У Ковно в боевом эхстазе
Чрез Неман гнали мы врагов!
Граф Платов наш во фронте с шашкой
Рубил хранцузиков с оттяжкой,
Кричал ем: "Хе-е-ей! А ну, долой!
С Руси бехите, мол, домой!"
Из ружей в разнобой стреляли,
А барабанщики стучали
Торжественный победный марш!
--Победа, братушки! Шабаш!
Вдогон французикам свистели
И плакали все: стар и млад.
Лишь в воздух кивера летели.
--Уж не воротитесь назад!
--Ну, что же, гости, прощевайте!
И лихом нас не поминайте!
Мы ж добрые, коль к нам не лезть,
Иначе люта будет месть!
--Вы заходите, если шо –
Свинца получите ешшо!
К мамзелечкам своим бехите
И им, как следовать, кажите:
Какие есть вы молодцы,
Коль не сморозили концы!
--Наелися земельки нашей
Со снегом? Этой русской каши
До смерти вам не позабыть,
С собой утащите в гробы
Вы память ентого похода:
Войну двенадцатого года!»
Вот настоящее, родное,
И щемит почему-то грудь.
Не мелочное, напускное –
Понятная до боли суть.
История, земля и вера.
Нет лучшего для нас примера,
Чем сила духа на войне,
Которая открылась мне,
Когда прошёл я путь военный,
На всю жизнь ставший незабвенным!
На роздых полк наш стал под Вильной.
В домах бойцам хватило мест.
Под Новый год привёз посыльный
Царя победный манифест.
Читал полковник на морозе,
И все, не сдерживая слёзы,
Стояли, обступив кольцом.
Прочтя с торжественным лицом,
Он прокричал: «России – слава!
Жива родимая держава!»
«Объявляем всенародно. Бог и весь свет тому свидетель, с какими желаниями и силами неприятель вступил в любезное Наше Отечество. Ничто не могло отвратить злых и упорных его намерений. Твёрдо надеющийся на свои собственные и собранные им против Нас почти со всех Европейских держав страшные силы и подвигаемый алчностью завоевания и жаждою крови, спешил он ворваться в самую грудь Великой Нашей Империи... принуждены Мы были с болезненным и сокрушённым сердцем, призвав на помощь Бога, обнажить меч свой и обещать Царству Нашему, что не отступимся доколе хотя един из неприятелей оставаться будет вооружён в земле Нашей. Мы сие обещание положили твёрдо в сердце Своём, надеясь на крепкую доблесть Богом вверенного Нам народа, в чём и не обманулись.
Какой пример храбрости, мужества, благочестия, терпения и твердости показала Россия! ... Казалось с пролитием крови её умножался в ней дух мужества, с пожарами градов её воспалялась любовь к Отечеству, с разрушением и поруганием храмов Божиих утверждалась в ней вера и возникало непримиримое мщение. Войско, Вельможи, Дворянство, Духовенство, купечество, народ, словом, все Государственные чины и состояния, не щадя имуществ своих, ни жизни, составили единую душу, душу вместе мужественную и благочестивую, только же пылающую любовь к Отечеству, только любовью к Богу.
Ныне с сердечною радостью и горечью к Богу благодарность объявляем Мы любезным Нашим верноподданным, что событие превзошло даже и самую надежду Нашу, и что объявленное Нами, при открытии войны сей, выше меры исполнилось: уже нет ни единого врага на лице земли Нашей; или лучше сказать, все они здесь остались, но как? Мёртвые, раненые и пленные. Сам гордый повелитель и предводитель их едва с главнейшими чиновниками своими отселе ускакать мог, растеряв всё свое воинство…
Зрелище погибели войск его невероятно! Едва можно собственным глазам своим поверить. Кто мог сие сделать? Не отнимая достойной славы ни у Главнокомандующего над войсками Нашими знаменитого полководца, принесшего бессмертные Отечеству заслуги; ни у других искусных и мужественных вождей и военачальников, ознаменовавших себя рвением и усердием; ни вообще у сего храброго Нашего воинства, можем сказать, что содеянное ими есть превыше сил человеческих.
Итак, да познаем в великом деле сем промысел Божий. Повергнемся пред Святым Его Престолом, и видя ясно руку Его, покаравшую гордость и злочестие…
Велик Господь наш Бог в милостях и во гневе своем! Пойдём благостью дел и чистотою чувств и помышлений наших, единственным ведущим к нему путем, в храм святости Его, и там, увенчанные от руки Его славою, возблагодарим за излитые на наше щедроты и припадём к Нему с тёплыми молитвами, да продлит милость Свою над нами, и прекратит брани и битвы, ниспошлет к нам, побед победу, желанный мир и тишину". АЛЕКСАНДР 25 декабря 1812 года
Я отошёл, уединившись,
Объятый творческой волной,
И, над тетрадкой наклонившись,
Продолжил скромный опус свой:
«Россия-матушка, мы – дети
Твои, и миллионы нас!
Кто ж за Отечество в ответе,
Когда приходит горький час,
Когда вступает ворог клятый
В твои бескрайние поля?
Всегда сынов своих набатом
Сзывает Русская земля!
Ты позвала, и грудью встали
В защиту Родины сыны,
В атаку шли и умирали,
Спасая честь своей страны!
Мы справились и победили,
Разбив и выкинув врага!
Останки их припорошили
Ветрами сильные снега.
В войне никто нас не сломает,
Пусть даже самый страшный враг!
Сражаться русских вдохновляет
Отечества трёхцветный флаг!
Родная, милая Россия,
Ты долгие века живи,
И будь полна великой силы
Народа искренней любви!»
январь 2015 г. - январь 2016 г.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
Свидетельство Российского авторского общества «КОПИРУС»
№ 017-006203 от «17» марта 2017 г. ISBN 978-5-4472-6295-2
«Победители Наполеона» (поэма 1-я и 2-я части)
http://www.stihi.ru/2015/02/03/5075
Большая историческая поэма «Победители Наполеона»
в Государственной публичной исторической библиотеке России
1) Можно найти через поисковик: «Электронная библиотека ГПИБ»
и далее набрать в разделе ПОИСК: «А.В. Степанов «Победители Наполеона».
2) Или можно набрать сразу ссылку на произведение:
http://elib.shpl.ru/ru/nodes/49408