Когда-нибудь я все перерасту.
И вслед за обезглавленной аллеей
Мой дом, распавшись, канет в темноту…
Я стану тише, медленней, смелее.
И будет свет, запутавшись в моих
Бессонницах, мерцать в цветке торшера,
Когда на смену страсти, рвущей стих,
Придет парализующая вера.
И буду, прожигая небосвод,
Искать Того, Кто все ж не будет найден,
Чтобы, себе солгав, за годом год
Перебирать подтаявшие пряди,
Как четки, вычитая и дробя
Безумие, роднившее с землею.
Но боль – всё, что осталось от тебя –
В моем саду раскинется змеею.
Она останется, когда погаснет свет
И ожерельем слёз на мне повиснет,
И прошипит, что оправданья нет
Моей вполсилы отгоревшей жизни.
Как память, что страшней небытия,
Что увлекает вниз, пытает снами…
И я опомнюсь: разве это я
Там – в зеркале – с прозрачными руками?..
Нас зеркала научат умирать –
Смотреть на свое тело равнодушно
Со стороны. Та девочка и мать
Выскабливала душу так послушно
И скармливала каждому, кто пел
О зазеркалье… Полая, пустая,
С живой петлей на шее… Вот предел.
Так заживо себя перерастают.