Дребезжание рельс обещает покой,
Приглушая молчание станций.
Смерть неспешно ступает костлявой ногой,
Чтобы слиться с несчастными в танце.
Ветер в форточку бьёт и разносит беду
По салону, тоннелю и душам.
"Тормозите состав, я сейчас же сойду!"
Каждый только вопил, но не слушал.
Пассажиры вагона двенадцать-ноль-три
Машинисту электрососуда:
"Ты скажи, навсегда мы застряли внутри?
Стоит верить отчаянно в чудо?"
Тишина лишь в ответ, плачет хмурый отец,
Неужели запахло могилой?
Не сберечь ему дочь, а прыщавый юнец
Не прижмётся уже к своей милой.
Пассажиры вагона двенадцать-ноль-два
Машинисту, что им не ответит:
"Сделай что-нибудь, падла, мы живы едва!"
Но их поезд по-прежнему едет.
"Отчего не отцепишь последний вагон,
Тот, что болен с начала вояжа?
Не хотим мы гореть, пусть сгорит только он!
Как же так, не ответишь нам даже?"
Бедолаги кричат с самых разных концов
Вечно душных купе и плацкарта,
Молят небо и всяких небесных творцов
Об одном: хоть бы выжить до марта.
Ни больных, ни здоровых здесь более нет,
Все равны в состоянии новом.
Никогда и никто не услышит в ответ
Безобразной неправды ни слова.
Машинист, как и все, не увидит весну.
Загодя он не знал того твёрдо,
Ведь на трети пути сдался вечному сну,
Сжав рычаг в пятерне уже мёртвой.