Глубина

Ася Неверова
    Когда-то давно под вечерним небом я пел о бездонности океанов. Моя вера в глубину оставалась непоколебимой все эти годы, а на прошлой неделе я отправился к воде и бросился с утёса. Я птицей нырнул в воздух, пролетел тысячу метров и канул в неизвестность. Ладонями ощутив дно, я разочарованно всплыл, превратившись в глупую рыбу без разума и чувств. По этой причине мне тяжело выразить некоторые мысли. Однако я пишу, пишу в надежде, что ты прочтёшь.

    Я с глубокой радостью сообщаю тебе, что нашёл лекарство. Моё тело защищено доспехами. Доспехами не благородного рыцаря, но весьма ловкой рыбёшки. Это моё предназначение -- плавать между рифами и испускать пузыри. Солёная вода омывает лёгкие, и моё двухкамерное сердце счастливо биться в такт с криками чаек. Должен признаться, что по утрам я ненадолго обращаюсь человеком. Мне нравится наблюдать рассвет и вспоминать, как ласковое солнце греет охладевшую кожу.
      
    Солнце Атлантики. Его лучи проскальзывают меж пальцев, играя музыку флейты.

    И тогда я вижу тебя. Как ты сидишь на скамейке в городском парке и в руках держишь книгу -- про ведьм и травы. "Вы слышали про испытание водой? В Средние века девушку, что походила на ведьму, бросали в воду, привязывая к её телу тяжёлый камень. В случае, если вода не принимала бедняжку, с девушки снимались всякие подозрения. Что скажете на это? Я бы смогла высвободиться из оков смерти?"

    Теперь, когда двери океана раскрылись передо мной, я знаю ответ: ты сильнее ветра, смелее грома, мудрей луны. Ты похожа на древние танцы во имя двуликого Януса, что надменен по отношению к живым и щедр по отношению к умершим. В его величии кроется тайный смысл, известный только мхам, покрывающим решётки затворнических окон.

    Ты, милая, пахнешь увядающим маем; сиренью, застоявшейся в уродливой вазе из хрусталя, -- ох, эта старая вещь, навевающая тоску! Вот и моя любовь такая: древняя и маразматическая, как старуха. Точно так гуляет она по извилинам мозга, спотыкаясь и являясь затем головной болью где-нибудь в затылке.

    Ты вся из-под пера безумца; ты слово, выделенное курсивом среди прочих слов. Слово поэта, не нашедшего тебе рифмы. Я готов потерять дар речи, чтобы научиться молчать твоим именем. И когда я забуду человеческий язык, всю эту человечью тоску по миру, и когда в последний раз мне приснится пшеничный запах твоих волос, -- тогда я пойму, что утро подошло к концу.

    Трепещет вереск. Сны людей сменяются думами о предстоящем дне. Солнце Атлантики прожигает кожу, а потому мне пора возвращаться. Я должен отправить это письмо первой же птицей и снова вернуться домой; туда, где по тебе плачут чайки и внутренние волны, желая омыть твои ноги, стремятся покинуть глубины океана.