Пушкину, Языкову и Баратынскому
I
Жил-был поэт, художник слова,
Баллад писатель, мастер фраз;
Его стихи звучали ново,
Свежо - но не дошли до нас.
Зато дошло до нас преданье.
Оно гласит, что сей пиит
Писал потомкам в назиданье
И на дуэли был убит.
Он слыл, я слышал, сердцеедом,
Хоть был ужасно некрасив;
Но в чьем-то доме за обедом
Он быстро делался игрив,
И грациозен, и остер:
Так привлекал он женский взор.
И взор тянулся к разговору,
Сперва к столовому прибору
Из серебра, а после, вдруг,
Скользил он от изящных рук
Его к таинственным глазам...
И незаметно проливался
Двух дух связующий бальзам,
И новый свет им открывался.
Он был, пожалуй, знаменит.
Бывало, приглашен в салоны,
Он мерно раздавал поклоны
("Как горд, на нас и не глядит").
Но гордость - это ли помеха?
Однажды летом он уехал
К отцу в деревню. Там читал,
То в поле на коне скакал;
Все лето мыслям предавался
И редко на люди являлся;
Но не писал он ничего -
Тоска напала на него.
Беда российского дворянства
Была не мотовство, не пьянство,
Не столкновенья меж собой -
Мечтательность была бедой.
Кто не умеет и не может
Себя от мыслей уберечь,
Того всю жизнь они тревожат
И тем не могут пренебречь.
"Какой француз, скажите, право,
Ну а тем более пруссак
Забудет, рассуждая здраво,
На свете все?!" - я думал так.
(Не мне судить его. Тем паче,
Я нынче знаю, что не мог,
Не мог он поступить иначе).
Поэт вдруг сильно занемог.
Отец, старик весьма почтенный,
Помещик, отставной военный,
Шестисотлетний дворянин -
Он сына понимал один.
Не то, чтоб так всегда случалось,
Что душу видела душа,
На сей раз просто оказалось:
"Она, как видно, хороша!"
Она! Свои воспоминанья
Хранил в душе своей старик,
Как первый раз к ногам приник,
Как говорил ей про страданья...
Прошло тогда сердцебиенье
И поостыла в жилах кровь -
Коварно первое виденье,
Наивна первая любовь!
Сначала он преобразился,
Был всюду сдержан, мрачен, сер,
Потом на юге отличился,
Стал знаменитый офицер.
Домой с собой привез жену,
В него влюбленную княжну;
Еще недолго по столице
Ходил с отличием в петлице;
Потом в отставку вышел он -
И прекратился бег времен.
Его соперница былая
Давно уж замужем была,
Однако, страстью не пылая,
Всю жизнь чего-то прождала;
И очень тихо умерла,
Прожив всего лишь сорок лет.
Все в жизни есть - а счастья нет.
Мы всем нужны, пока красивы,
Пока не клонимся, как ивы,
К воде спокойной и простой.
Не часто нравится равнина,
Коль есть и горы, и стремнина,
И прелесть жизни холостой;
Пока далеко до камина
С детьми, хозяйством и женой.
Иным ведь ничего нет хуже,
Чем думать целый день о муже,
Когда есть столько важных дел.
А раз ты в жизни преуспел,
То преуспел в деньгах и службе,
А не в семье, любви и дружбе.
Родились дети, жизнь пошла
Одной лишь ей понятным ходом;
Год проходил, сменялся годом,
Неспешно двигались дела.
А оглянуться не успели -
Как быстро сами постарели,
Как дети выросли! - И вот,
Уж дочка с ними не живет;
А сын, на перепутье лет,
Решил покинуть высший свет.
II
Недалеко от них соседка
Жила, показываясь редко.
К ней дочка летнею порой
Езжала обрести покой.
Сбежав от праздности столичной
Она каталась по реке
И все несчастья жизни личной
Держала в сорванном цветке.
Вот так легко из нас иные
Забыться могут и забыть;
Им даже горы золотые
Напрасно в эти дни сулить.
В ней чувство гордости молчало,
Внимая чувству красоты:
Она почти что не скучала
Без сердцу близкой суеты.
Но время не стоит на месте,
И мы, послушные ему,
Выходим в путь как будто вместе,
Приходим - лишь по одному...
Как раз в ту пору подоспело
Графине старой умереть
(Мы умираем так несмело,
В надежде что-нибудь успеть).
Вся дворня плачет, и прислуга,
И дочка вся в слезах стоит;
"Вы потеряли мать и друга", -
Ей кто-то рядом говорит.
- Вы знали матушку?! Простите...
Простите... Мы встречались? - Нет.
- Вы так знакомо говорите...
Хотя, у нас бывал весь свет.
Так познакомились соседи,
Поэт и чопорная леди.
Чуть позже ей нанес визит
Приободрившийся пиит.
Она его к себе манила:
Всегда была при нем скромна,
Проникновенно говорила,
Казалась иногда грустна.
Поэт шутил без подозрений,
Ей улыбался, сам грустил...
И вскоре первый русский гений
Уже признал, что полюбил.
Так мало нужно человеку:
Ее увидеть, ей сказать...
А ей - принять его опеку,
Стараясь быть ему подстать.
Таков рецепт; но глаз толковый
Сейчас оценит и поймет
Кто, для кого и чем живет,
И выдаст приговор суровый:
Она была не той... Но все же
Он чувство побороть не мог.
Ему бы десять лет моложе -
Он не испытывал б тревог.
А сердце гложет нынче что-то,
Оно боится, но чего?
Здесь притаился третий кто-то,
Кто не упустит своего!
"Тебе я так и не признался:
Как встретишь завтра ты меня?
Я на дороге оказался,
Ведущей в логово огня.
И, не надеясь на победу,
Свою предчувствую беду;
Я вновь в волнении, в бреду,
И смерть идет за мной по следу.
Тебя люблю я. Только ты
Меня не любишь. Я все знаю.
Нам не достало доброты -
Но я тебя не осуждаю".
Вот все почти, что с той поры
До нас дошло и сохранилось.
Пусть все и вся переменилось,
Но вечны правила игры.
Французский лев в делах любовных
Любовь свою в столице ждал,
Измену он подозревал,
Устав от связей хладнокровных:
Лев тяготился положеньем -
Успехом у столичных дам,
Глядел при ним по сторонам
С глубоким внешним сожаленьем.
Но вдруг он понял, что страдает
Впервые, может, потому,
Что нет соперницы ему.
Француз решенье принимает
Свою подругу навестить
И жизнь свою восстановить:
"Писатель? Знаем вашу трель -
Дуэль! Немедленно дуэль!
Он знаменит? Ну что ж, отлично,
Я оскорблю его публично!
Он мне не сможет отказать
И будет вынужден стрелять.
Скандал! "Он гения убил!"
Но кто скандалы не любил?!
III
Стихи, приписываемые Поэту
***
Любовь и творчество - две вещи
Которых ради стоит жить.
В любви - крылаты мы и вещи,
Творя - мы учимся любить.
Когда же эти два начала
В один сплетаются клубок,
Корабль уходит от причала,
Поэт становится пророк!
В подобный миг игра природы
В нем пробуждается опять,
И он, в лучах своей свободы,
Уже не может не писать.
Невольно, словно в забытьи
Мысль принимает форму слова,
И открываются пути
И будущего, и былого!
***
Как прекрасна эта зрелость,
Словно громы в небесах,
Как величественна смелость
Воспарившая в стихах!
Ах, как просто быть поэтом,
Как легко стихи писать
И пронзительным сонетом
Сердце женское пленять!
Но встречается нередко
На пути его кокетка,
И прелестна, и умна,
Не лишенная породы
и актриса от природы,
Только... к жизни холодна.
В окружении смешлива,
И сама других смешит,
То прелестница стыдлива,
То печальна, то ревнива,
То уже благоволит:
Там, в кругу волшебных глаз,
Жизнь мила ей каждый раз.
Но заглянем за кулисы,
В одиночество актрисы...
Обделенная друзьями,
Потерявшая мечту,
Рвешься всякими путями
Ты заполнить пустоту
И тогда не разбираешь -
Что есть свет, а что есть тьма,
И себе не доверяешь:
Жизнь - мученье для ума!
Дон-жуанов вздохи пресны
И тебе не интересны.
***
Не роза светская с шипами,
А тонкий в поле стебелек
Рос незаметно меж цветами -
И вырос аленький цветок.
В своей невенчанной короне
И целомудренной красе
Он восседал на вешнем троне,
Сияя в утренней росе.
Но, соки чистые вбирая,
Нездешним ветром сорван был,
И незадачливо хранил
Он красоту родного края.
Чужие воды не питали
Его чувствительных корней,
И память о земле своей
В них постепенно притупляли.
Проникшись соком их неплодным,
Цветочек алый стал негодным.
Такие создает цветы
Природа русской красоты.
***
"Она божественно красива!"
Но столь прекрасные слова
Услышать нынче редкость, диво!
Мы знаем все свои права:
"Она красива, но бездушна,
Надменна или равнодушна,
Иль глуповата. Пусть стройна -
Но через чур уже бледна.
Худая - как же ей рожать?
И вряд ли будущая мать".
Мы судим просто, но прилично:
Пусть не красива - симпатична,
Но чтобы было все у ней -
Такая мода наших дней.
Чтоб дом в порядке содержала,
Семью чужую уважала,
Держала нужный этикет
И приготовила обед.
Я сам встречал красавиц стройных
С чертами гордыми лица
В кругу мужчин, их недостойных,
И без заветного кольца.
Я видел в их глазах иное,
О чем язык людской молчит:
"Мне опостыло все земное", -
Нередко взгляд их говорит!
Но есть сосем, совсем другие.
Они редки, как звездопад.
Для них причуды дорогие -
Пустое, если он не рад.
Ее судьба с его судьбою
Слилась в невидимый порыв -
Вот чудо, дивное из див,
А кажется - само собою...
Как просто - но волшебно как!
Кто движет всеми чудесами?
Ужели мы способны сами
Проделать свой нетвердый шаг?
Вопросы - где на них ответы?
Кто даст ответ на мой вопрос?
Какие песни не допеты?
Куда везет нас жизни воз?
IV
Одной размашистой чертою
Нельзя судьбу перечеркнуть,
Но можно исковеркать суть
И поплатиться головою.
Происходили перемены
В поэте за последний год:
Эстет, потом наоборот…
Обиды, женские измены,
Цепь слишком странных неудач
Над ним восстали как палач.
Наивность добрых начинаний,
Надежд, бессмысленность исканий
Талант вдруг заглушили в нем…
Чтоб высветлить его огнем!
Поклонник мрачных суеверий
Уже не предавался им,
Он чувствовал, что он гоним
Рукою властной – от потери…
В деревне узел разрешился,
Все встало на свои места;
Приняв значение креста,
В церквушке старой он молился:
«Мой Бог, не дай мне возгордиться,
Не дай от жизни убежать,
Я век готов тебе молиться
И пред иконою стоять.
Лишь ты один во всем подмога,
Лишь ты со мною каждый час.
С тобой легка моя дорога,
В моей душе звучит твой глас!
Ты спас меня во дни гонений,
Во мне огонь и жар сберег,
И ты спасешь от искушений
Еще не пройденных дорог.
Я столько лет в тебя не верил,
И это было как напасть,
И вот тебе я душу вверил,
Чтоб пред тобою ниц упасть.
Но как легко теперь признаться
В своем грехе небытия
И со слезами умиляться…
Господь мой, как ничтожен я!»
Свершилось: он, раскинув руки,
Лежит под деревом – убит.
Качнулся маятник разлуки,
И эхо выстрела звенит.
Внутри, в груди, печет и жалит.
(Не у него, он – в горнем сне),
Меня в груди тоска печалит,
И выстрел тот звучит во мне…
Еще одно стихотворение, приписываемое Поэту
***
«Всевышним словом создавался
И жить старался человек;
По наущенью – отрекался,
Искал чего-то весь свой век.
Что люди – целые народы
Гуськом в пустыне шли к воде
В неясных поисках свободы,
Не зная толком что и где.
И Рождество и Воскресенье
Чей взор на небо возвели?
Кому дарили всепрощенье
В темнице грешныя земли?
Слова, прошедшие сквозь годы
Затмений, ярости, обид,
Слова, спасавшие в невзгоды –
Кто вас хранит? Кто вас хранит?
Хула, распявшая идею,
Ее бросавшая в огонь,
Кто на колени перед нею
Вставал и кто кричал: - Не тронь!?
Мы вымираем – вот задача.
Славяне, кто нас одолел?
Живем в себе, смеясь и плача,
Под ядовитым градом стрел.
Кто не любил – тому убудет,
Кто верил – тем воздастся там;
Нас в свой черед Господь рассудит
По нашим мыслям и делам».