В руке листок, и черный карандаш
О женщине писать вдруг начал,
Ей лет ее совсем не дашь,
Хоть путь бедой и был означен.
Приняв достойно прозу судеб,
Сильна предстала пред людьми,
Им доказав, что «завтра» будет,
Не сломит жизнь ее плетьми.
Два ангела отныне с неба
Её хранят, храня её детей,
И над полями скошенного хлеба
Луч солнца молится о ней.
В её душе бездонна кадка света,
Струится он сквозь время и места,
И тёмной ночью вдруг внезапно где-то
Увижу блеск звезды я неспроста.
В том блеске, нежностью согретом,
Она зовёт, безмолвно сжав уста,
И голос слышу я её с приветом:
«Ваяй строфой на бледности листа».
Вся бренность мира и невзгоды
Уходят прочь лишь у её колен,
Своей нам жизни отдавала годы,
Являя двух одной себе взамен.
Я в вечность мерзлую кричу:
«К чему Иисус, зачем блага Ислама?
Мне все напасти по плечу,
Пока жива со мною МАМА!»