Позволь не поверить – закаты не к небу восходят,
а падают наземь, алмазы рассыпав по ней,
и зори черту восхождения солнцем выводят,
а вовсе не ночь опаляют, кистями рассветных огней.
Глазами смотрю изнутри, а не внутрь и снаружи.
Что вижу? Иное, чем то, что на их глубине.
Ответь же мне, Господи! Было бы, видимо, хуже,
когда б роговицею зеркало стало во мне?
Тогда б отражения плоские только сличали
поверхность чего-нибудь с изображеньем его.
И что бы сии отраженья тогда означали –
лишенную таинства лишь оболочку всего?
Сменяя друг друга, в них ночи, закаты и зори,
мазками легли бы, один чередуя другой,
и море бы в них оказалось лишь рябью от моря,
а радуга светлая стала бы просто дугой.
А снег и дожди за собой оставляли бы сушу,
а грусть и печаль не призвали б обилие слёз.
Сумели б такие глаза изуродовать душу,
лишить её таинства и зазеркалия грёз?
Поэтому, глядя, не просто в зрачок проникаю
и взгляду тонуть позволяю в его глубине.
И как же зовётся всё это, пока что не знаю –
что рвётся к тебе, а обратно стремится ко мне?