Вожак

         
 Вожаком волков стал князь Порфирий,
Он же наследник всех своих родных,
Его и стар, и млад любили
В  высших кругах миров козырных.
Уснул Порфирий в пышных травах,
Счастливый в женщину влюбленный,
Не гадал, не думал о проказах,
Черных сил дьявола позорных.
Во время крепкого, дневного сна,
К нему черница подошла с платком,
Над, спящим низко, в пояс наклонясь,
Связала шею тугим платка узлом,
И тут же в лесной чаще скрылась.
Порфирию снился странный сон,
Он во сне метался, тяжело стонал,
Было чувство, что он это не он,
Что человеком быть, он перестал,
Что воплощается в  тело волка,
Его повадки обретая,
Да страшно кружилась голова,
И явь вокруг стала другая.
Он никак прийти в себя не мог,
Хоть в судорогах страшно бился,
Странно, но в него вселился волк,
Герой наш волком обратился.
Проспав остаток дня и  всю ночь,
Он проснулся только на заре,
Гоня сна ночного остатки прочь,
Смеялся над собой в своем уме.
Каково же было удивление,
Когда он  совсем пришел в себя,
Наступило вдруг озарение,
И тут он увидел в себе волка.
Вскочил, как волк, и огляделся,
Гудела, как спьяну, голова,
И тут он наголо разделся,
Точно уж признав в себе волка.
Злой и взбудоражен страшно завыл,
Да так тоскливо, что вяли уши,
Все замерли,  кто в лесу том был,
И волки, боялись, вой, тот, слушать.
А конь его стреноженный заржал,
От хозяина стремясь бежать,
Со страху своим телом всем дрожал,
Пытаясь, от пут ноги развязать.
А вой тягуче тоскливый лился,
Как дерзкий плач шакала и волка,
Порфирий в судорогах бился,
Так скорбела  и плакала душа.
Затем на четвереньки встал, как зверь,
Втянул в себя ноздрями воздух,
Куда же бежать ему теперь,
Бежать, чтоб не было уж поздно.
Он был красив собой что Аполлон,
В талии тонок, на диво плечист,
Стоял прекрасен, как лесной, Бог,
Но немой, а не, как Бог, речист.
Лишь выть теперь ему было дано,
Шелк платка был уж очень крепок,
Ему было абсолютно все равно,
Зато становился в руках  цепок.
Стал быстро волчьей шерстью обрастать,
Становилась волчьей голова,
Клыки удлинились, он стал рычать,
И янтарем загорелись глаза.
Тут он, вдруг, на миг, словно, прозрел,
Вокруг тоскливо оглянулся,
Схватил одежду, на себя надел,
Завыл, что страшно было слушать.
Вдруг бросился на своего коня,
Ударом, сломив ему хребет,
Конь забился, тяжко застонал,
Его хозяин ел зверей обед:
Жадно клыками друга шкуру драл,
Кусками его тела упиваясь,
А конь еще живой дрожал,
Голод волка - князя утоляя.
И тут князь торжественно завыл,
Волков на тризну призывая,
Шел в лесу человеко - волчий пир,
В нем пировала волчья стая.
Насытившись, улегся под кустом,
Янтарные  глаза мигали,
И вдруг забил волчьим хвостом,
Заужены, глаз зрачки дрожали.
Уши встали, вдруг, торчком.
Он почувствовал себя волком,
И не простым волком, а вожаком.
Волки досыта с жадностью наелись,
Стали двигаться пред ним ползком.
Как на чудо, на него глядели.
Они скулили, как малые щенки
Под властным взглялом нового волка,
Никому так послушны не были,
Как ему,  признав его за вожака.
В лесу еще нигде и никогда,
Так не любила стая вожака.
Он для них стал  другом и царем,
От него шла такая власть и сила,
Что, не мечтая, не думая о том,
Всю волчью стаю мигом покорила.
Для  них было радостью ползти,
Скуля покорно, лизать его сапоги.
Ему же было порою не до них,
Он просто разрешал себя любить.
Наверняка, наверное, видя,
Что теперь ему по - волчьи выть.
И все же, несмотря на это,
В душе он оставался человеком,
Излучая явный ум и свет,
Как излучает только человек.
Как волк он ни чуть, никак не хитрил,
Лишь умом и властью на них давил.
И, вновь, раздался волчий вой,
Тоскливо алчный, да страшно злой,
Звал волчью стаю следовать за ним,
Дав понять, что он теперь ей господин.
Покорно волки шли за ним гуськом,
Вожак их властно вел на бурелом,
Где много было нор и старых пней,
Множество водилось мелких зверей,
Стая послушно за ним бежала,
В вершинах крон сорока стрекотала,
Сообщая всем зверям о том,
Что человек стал волчьим вожаком.


© Copyright: Любовь Синица, 2016
Свидетельство о публикации №216020101581