Самоубийц не отпевают. Меня почему-то отпели. Хотя я не слышал. Она ушла, а их нет. Жалкие создания! Кто их пожалеет, если не я? Пожалю. В доме змея. Кроме того, моя шляпа. Моя трубка. Красно-белый портсигар. Каждый-самоубийца. Петь - по профессии и по душе. Нет, наоборот. Сперва по душе, потом по профессии. Ходят люди. Очки... "Вишневый сад"... Может, я не выдержал последней сигареты? "Ты ее сломал". Да, да. Так оно и было. Табак полетел осенью. На дерева полетел. Увеличив овал его лета, я повторил. Познакомился с чудеснейшим незнакомцем в Орлеане. Он не любил огня и сновал по животам льдин. Три двери, а может, тридцать три, и я не по центру, я левее - сам я, мельчайший содержащий громадину или громадный содержащий мельчайших себя, очутился в одной. А они, которых нет, и она, которая плачет и смеется, поспешая домой или будучи там - вьют и не врут более: первые - за невозможностью без меня абсолютной, вторая - за горем и принципом. Они становятся ими. Я не хотел. Но.
Они смотрят на все и ничего не видят. Эфир для них только прямой да щипящий, и есть самолеты, а есть поезда.
Я таким же был.
Прошло.