Поезд

Иринка Гуляева
Я разучилась запирать дверь быстро-быстро и вздрагивать от выстрела задвижки, когда во сне бегут шаги за мною, и тают подо мною две ступени, так бесконечно обрываясь в пропасть.
Я разучилась прыгать на подножку проворно, как вчера ещё умела. Всё думаю, а в тот ли поезд села? Молчат колёса: тоже разучились везти меня куда-то невезуче в отцепленном вагоне невезучих.

Как в том стихотворенье о рассеянном, заснуть, проснуться... Только тяжелее смотреть в окно, когда вокзала нет. Когда все замело и все белеет в несносном дыме снежных сигарет.
Мне сколько лет? Уж больше на десяток, на месяц или два чем было, больше в начале этого пути меж снами, реальностью вагона-ресторана и тамбура, и столика, и полки.
Я, помню, засыпала в ожиданье (я разучилась засыпать в покое). Я сон гнала, мучительно тянувший сырой пододеяльник на меня. Я помню, как хотелось сильно видеть по детски – непременно и упрямо, как клен, одетый по последней моде, как будто бы для толстого журнала, потянет поезд, повезёт со скрипом и срежет вдруг совсем железной рамой квадрата рассеченного окна. Как будто бы меня из этой жизни, которая над городом повисла – не горькой, и не сладкой и не кислой, скрипучей, как колёса-половицы.

Похоже? Я уеду. Всё, я еду. Куда я еду, там ведь всё другое. Но вдруг мне захотелось беспокойно забрать с собою клён, как ёлку унести под Новый год из леса. Задержат поезд, чтоб фотоаппаратом, не топором, а вспышкою ударить мне сквозь стекло. И кадрами оставить последние секунды до обрыва. А стрелки сходятся, а стрелкам всё равно, что долго не найти фотоаппарата (как дедушка сказал, багаж богатый). Да, с этим мне серьёзно повезло. И с бликами в борении проклятыми чуть не раскокать лживое стекло. Представила. Мне лень, мне спится. Мне лучше гадко спать, чем делать глупость сквозь лень. Стираю сны страницы за страницей и понимаю, сны б мне пригодились.

А, просыпаясь, попадаю в зиму. И вижу клён, не тот же, а соседний. Опять стоим, и снова нет вокзала. Я проспала, пока тянулись метр со слёзным скрипом ржавые вагоны и напевали, каждый в разнобой.
Во сне и лени буду долго ехать. Всю жизнь, наверно, если я не встану и не рвану весь поезд за собой.