Нет, конечно, она не царица:
Так стыдлива, робка и тиха.
Лунный свет по стене струится,
Паутиной висит ольха…
Нехорошее чувство стояло,
Будто в спальню чужой зашёл.
Я завесил окно одеялом.
– Хорошо?
Говорит - хорошо.
Нет, конечно, она не крестьянка:
Слишком нежные пальцы рук,
И зовут не по-нашему – Риммой,
И привычное слово «вдруг»
Превращается в слово «друг»
И звучит в темноте как «любимый».
Нет, она не с курортного юга:
Без притворства: что есть – то есть.
Закипела, как в поле вьюга,
Обвивает руками туго,
Шепчет в губы:
– Ты мой! Ты – весь!
Северянка? Да нет, пожалуй:
Сколько жару, какая страсть!
Не скучала, не ублажала,
А любила всерьёз и всласть!
– Дай попить – пересохли губы.
Наливаю фужер по края.
– А зовут меня просто Любой,
Просто Люба, любовь твоя.
Открываю окошко. Видно.
Солнце катится, как пятак,
Краем неба куда-то мимо.
– Почему ты сказала: Римма?
– Потому что мне было стыдно.
– А сейчас?
– А сейчас не так.
– До меня ты?.. – Задел за нервы.
Всю целую, на ласки скупой.
– Ты мой первый… последний… первый…
Глупый… глупый… слепой… слепой…