Отдав поэзии должок,
шершавыми пластами прозы
ложится время на лужок
в предчувствии метаморфозы.
Вокруг колышется трава
и тают в необъятной шири
невозмутимые слова
коммунистической псалтыри.
О счастье грезит тишина,
но память как живая рана…
И пОднятая целина
кончается у котлована.
Еще не подведен итог
той жизни, жертвенной и нищей,
и нам, месившим грязь дорог
в погоне за духовной пищей.
Скупых событий пересказ
продолжит будущий историк,
бросая золотой запас
с размаху на журнальный столик.
И, может быть, когда-нибудь
поставят крест на месте голом,
где звезды скрашивали жуть
пустыни, выжженной глаголом.
А здесь, за гранью прежних лет,
веселой стайкой юность бродит
и прелести своей секрет
в реальном мире не находит.
И не понять им, молодым,
того высокого настроя,
который превратился в дым,
лукавый разум беспокоя.