«О, горе мне! Ничто не ранит так:
Пришёл любимый с ложью на устах!»
Ещё недавно бушевал океан,
стонал от боли,
дышал стеснённой грудью,
выплёскивая огромные валы горечи и скорби,
переходя несчётное число раз от несбыточной
и потому острой, как нож, надежды,
через алый цвет отчаянья
к бесконечной усталости,
к пустоте, к запредельному торможению.
Волны, страдая, бились о камни,
причиняя себе всё новую боль,
бежали вдогонку, пытаясь утихомирить ту, что больнее.
Порой океан замирал в тоске на одно мгновение,
будто прислушиваясь к себе
и удивляясь своему безбрежному горю.
И тогда казалось, что эти валы,
эти страдающие чудовища обессилили
и готовы рассыпаться на брызги спасительных слёз –
но тут же снова вздымались со стоном
сплошной тёмной массой ужаса…
Бог весть, сколько времени бушевал океан,
как вдруг на горизонте показалась просветлённая полоска надежды.
В первый момент она была измученной,
извиняющейся, робкой,
будто сама не верила своему рождению,
но – дитя веры и логических построений –
росла, ширилась,
разливаясь по небу голубым облегчением.
Океан ещё глухо вздыхал,
полный невыплаканных слёз,
в глубине таилась боль,
но его смятение было побеждено,
и в каждой капле был отсвет надежды.
Постепенно лицо океана разгладилось, посветлело,
и он, успокаиваясь, стал засыпать.
Май 1970