Сказка про молодильные инъекции

Ася Хариса
В некотором государстве жил Царь, и было у него три дочери:
две нелюбимых от старшей жены и одна, любимая, младшенькая, от прекрасной половчанки.

И стал тот Царь стар и немощен, лицом негож и животом слаб. И услыхал он, что в царстве тридесятом у  алхимика заморского есть инъекции молодильные.

И призвал тогда Царь дочерей своих, и речь им молвил печальную:
 - Дорогие вы мои доченьки, пожалейте вы отца-батюшку, поезжайте-ка в края дальние
привезите мне инъекции чудесные,  чтоб вернулась ко мне сила молодецкая.
А коль вы меня не пожалеете и лекарство достать откажетесь – отдам царство людишкам подленьким – и будет у нас охлократия.

Позадумались старшие дочери: вроде ехать влом в даль заморскую,
но и царство жалко терять зазря.
И решили они заказать тогда  по Тырнэту те самы инъекции.
И дешевле всё выйдет, конечно же, и езжать никуда им не надобно.

А сестра их младшая, умная, побрела одна в степь широкую посоветоваться с шаманом опытным.
И бил тот шаман в бубен яростно.
И в итоге с духами законнектился, и явилась ему истина, как день ясная.
И посоветовал он купить те инъекции непосредственно у производителя.

Стала наша царевишна младшая в долгий путь одна собиратися:
грамоту проездную у писарей выправила, самоцветы дареные на деньги обменяла.
Поиздержалась изрядно, конечно же, но само дело того стоило.

В то же время сестры ее старшие все смотрели на нее да посмеивались:
знали, что быстрей успеют батюшку порадовать, да и денег сэкономят порядошно.

И уехала царевна младшая, а сестры тем временем старшие
отыскали в Тырнэте купца хитрого, который лекарство заморское
продавал по цене ниже рыночной.

И купили они его скорехонько и бегом принесли царю-батюшке.
- Не ценил я вас, мои доченьки, - возопил царь вдруг в умилении –
оказались вы расторопными. Пожалели вы отца своего старого,
раздобыли для него вы инъекции молодильные.

И стал царь колоть себя истово, семь раз взошло солнце красное,
а на исходе седьмого дня стали у царя щеки румяные,
губы алые, взгляд вострый, слух абсолютный.

Но не знал, увы, царь наш батюшка, что лекарство то было поддельное,
и имело побочки вредные.
И стал царь чудить не по-царски вдруг. И проснулось в нем сознание бесовское,
что шептало ему речи прелестные, будто есть он царь-владыка наиумнейший
и в делах своих непогрешимый святой чудотворец.

И заставляло оно его творить дела подлые: обижать народ свой праведный
и с соседями заморскими ссориться.
И пришел в то царство трындец окончательный,
и возопили людишки разом все, потому как жрать стало нечего. 
И хотели иди жечь напалмими царя-батюшки палаты белокаменные.

Испугались сестры старшие, осознали, что напортачили.
И написали сестренке младшенькой письмецо в сторону заморскую,
повинилися в своей глупости и призвали ее спасти ситуацию.

А сестренка младшая, любимая, только-только к алхимику приехала
и вела с ним беседу умную.
Испугалась царевна за батюшку и залилась слезами горючими.
Успокаивать стал алхимик царевишну и подарил ей пилюлю жемчужную.
Выпьет царь ту пилюлю быстренько и пропадет у него та побочка запросто.

А царевне дал он снадобье волшебное, допинг импортный, от которого
побежала та домой, как гепардиха, побивая в городах заморских всех по пути своего следования
все рекорды ихние, олимпийские.

Прибежала она в стольный град отечества к белокаменным палатам царя-батюшки.
Глядь, вокруг палат тех белокаменных все народ стоит, да все с вилами.
Взгляды злобные мечет пристально из-под шапок своих нахлобученных.

Но была она не пугливая и махатмою мудрой прикинулась и народ с полпинка успокоила.
И раскрыла тайну государеву про инъекции молодильные, про побочку от них окаянную,
и лекарство свое самосильное.

Тут и встал народ рядами плотными вокруг царских палат белокаменных
стал просить-молить царя-батюшку ту пилюлю принять непосредственно.

Но не вышел царь, крепко заперся, а стена вокруг высоченная.
Приняла тогда дочка младшая снова допинга иноземного,
уперлась в брусчатку оглоблею и взметнулась вверх исинбаевой,
приземлилась прям к царю-батюшке.

Выпил царь ту пилюлю волшебную, осознал свои зверства кровавые
и покаялся перед людом всем, и тотчас ушел в обитель соловецкую.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Через год была в стране демократия.