Американцы, кажется, и умирают легко –
Сестры снуют крахмальные, больно – так сразу укол,
Доктор сверкающий спросит – How are you? – Just fine!
И закрывают глаза, и хай-тек дизайн
Госпитальной палаты покрывается пеленой,
И суховатые пальцы безнадежной больной
С сверкающим маникюром уже не дрожат совсем,
Седой вдовец новоявленный склоняется, тих и нем,
Целует лоб пергаментный, говорит спасибо врачам,
Дети - шеренгой, друг друга похлопывают по плечам,
Улыбаются, даже сквозь
Ручейки неизбежных слез.
Вечер воспоминаний, - Celebration of life –
Это не пьянка горькая, как у нас – это в кайф,
Каждый припомнит лучшее об ушедшей Джоан,
На память вышивку выберет или резной стакан -
То чего при жизни ее касалась рука, -
И покажется Джону что все не страшно пока –
Пока, шкафы разбирая, чтоб бедным одежду отдать,
Он не замрет, задохнувшись, ухватится за кровать,
Уронит пальто - зачехленное, чтобы не съела моль -
Просто он и не думал, что бывает такая боль.
Ну там, порежешь палец, денек поболит – пройдет,
Ну обойдут на службе – повысят на будущий год.
А тут – словно выдра злая мечется прямо в груди –
Ни сесть, ни лечь, ни работать, ни рыбу в речке удить,
Закат вынимает душу, хоть волком вой на рассвет...
Дети примчатся, серьезные, на семейный совет,
«Отец, заведи собаку – все-таки exercise!» -
Решено, и в приюте все выбирают пса.
Четыре лапы и хвост –
Просто отличный пес.
Теперь старик гуляет долго по вечерам,
Знакомится со старушкой, чей муж ушел во Вьетнам, -
Навсегда, - вон там, на горе, стены в комнате мягкие, белые,
Медсестры спокойные, быстрые и умелые,
К завтраку, ланчу и ужину зовет мелодичный гонг,
Но ему все мстятся клонимые ветром пальмы,
Шапки конусовидные, дети в напалме,
И по болоту ползущий вьетконг,
Он все зовет товарищей очистить от гуков пойму,
Кричит «Вперед!», и ищет запасную обойму.
Но некому рявкнуть «Yes Sir!», заряжая гранатомет.
Тем уже всем - спокойно.
На выручку к капитану
Никто никогда не придет.
Дети гуляют на свадьбе, радуются удаче.
Они еще не поняли, что эта свадьба значит.
Старик со старушкой свои продают дома,
И покупают кэмпер, можно сказать, задарма,
Yard sale, и почти безбытны, они начинают путь
Не надеясь пройти его и в конце отдохнуть.
На корпоративную пенсию и выгодный аннуитет
Старик создает нон-профит «March Against Diabet»,
В каждом городе где Эксплорер встает на прикол,
Старик говорит о той, с которой всю жизнь прошел,
О том, как важно сделать лекарство от диабета,
О том, что нужно помочь ученым придумать это.
Он говорит, и люди достают кошельки.
В реку, в поток сливаются мелкие ручейки.
Он говорит, иначе сердце взорвется внутри.
Оно все равно взрывается,
Каждый день на закате,
Сколько ни говори.
Старушка рядом, кивает сиреневой головой.
Клубки в рабочей корзинке сменяют один другой.
Артроз, но спицы привычно блестят и работа идет.
Старушка спешит, как принцесса - в телеге на эшафот.
Связанные руками шапки, шарфы, свитера
Носит, кажется, каждый измученный ветеран.
К вещицам бирки пришиты, часто наискосок -
Глаза–то уже подводят - «С любовью. Храни вас бог».
********************
Даже на аризонщине холодно ночью зимой.
«Иней ложится, Джон, пора собираться домой».
Джон в брезентовом кресле молчалив, недвижим.
Он закончил свой путь.
Мы покуда бежим.
И иногда, оглянувшись, смотрим – а есть ли след?
Зная, что если – нет, то и смысла нет.