Первых двух уроков у меня не было и я, отправив Лешу Мыльникова в класс, разговаривала с его матерью, высокой рыжеволосой женщиной, лет сорока, с заплаканными глазами. Она была ужасно расстроена. Наш, так называемый, комсостав –директор, оба завуча и примкнувшая к ним химичка, только что настоятельно рекомендовал ей перевести сына в спецшколу для умственно отсталых детей. Мальчику было двенадцать лет, он не успевал по всем предметам, глядя на часы, не понимал времени и т.д.
«Что мне делать, Ирина Владимировна» – говорила женщина, нервно откидывая со лба мешавшую прядь волос.
Я немного подумала, вспомнила чистенького, всегда вовремя подстриженного Лешку, который балбесничал на уроках, плохо соображал, иногда путался и называл меня мамой. Самое удивительное то, что в классе никто над ним не смеялся, не травил и не поддразнивал. Возможно, к этому очень располагало наличие вполне нормального старшего брата в 10-а классе, весьма и весьма спортивного телосложения.
Я не очень хороший педагог, к тому же иногда имею свое собственное мнение, отличное от мнения педагогического коллектива, поэтому сказала: «Давайте не будем торопиться. Вдруг он перерастет. В конце концов, не всем же быть академиками.» Антипедагогичная мысль о том, что как-нибудь все обойдется, прочно засела у меня в голове.
Призрак педсовета уже маячил на горизонте. Но я надеялась им пренебречь и шла по коридору с единственной целью – не попасться на глаза директору со свитой и примкнувшей к ним химичкой. Обычно, в это время они делали обход здания . Встречу с ними я находила излишней.Притом, что наша Любовь Петровна всегда отвечала моим представлениям об идеальном директоре. Дойдя до спортзала, я вдоль шведской стенки аккуратно двигалась в нужном направлении и, наконец, открыла дверь каморки физруков, заваленной, матами, футбольными мячами, кубками, вымпелами и прочей спортивной дребеденью.
« Я вчера ей все высказал» - говорил Константин Цезаревич – мой приятель,учитель физкультуры в старших классах, видимо продолжая начатый ранее разговор.
- Что именно? –
- Не буду ремонтировать спортивную площадку –
- Это почему же? –
- Не хочу! - И Константин Цезаревич капризно поджал губы. – Хватит! Все равно я здесь работать не буду! Уйду!»
Из вежливости я изобразила сочувствие, хотя прекрасно знала, что мужская часть нашего педагогического коллектива, в количестве 5 человек, боится нашего директора, ,Любовь Петровну до обмороков. Вряд ли мой приятель что-то ей высказывал, и скорее всего, как миленький пойдет приводить в порядок спортивную площадку, чинить парты или электропроводку. А уходить ему, совершенно точно, некуда, хотя он и объявлял об этом каждую неделю. Как и всегда, во время урока, в коридоре стояла болезненная, напряженная тишина, но наша каморка вплотную примыкала к спортивному залу. Было слышно, как второй физрук, Аргын Ахметович ведет урок в восьмом классе. Сам похожий на восьмиклассника, маленький, юркий, он без конца с важностью дул в свисток и оживленно скакал по периметру зала, раздавая команды направо и налево.
- А твои вчера опять без формы пришли, пять человек! –
Я внимательно посмотрела на Константина Цезаревича. Он был высок, костист и уныл, с поникшим серо-бурым ежиком волос на голове. Любимым его словом было
«отставить» Еврейская пословица гласит: «Из двух зол неудачник выбирает оба» Уж что-что, а клеймо неудачника было у него на лбу напечатано. Он был материально стеснен и хронически недоволен. При этом, понижено у него было практически все: давление, настроение, температура, гемоглобин и многое, многое другое…
«И куда это вы уйдете?-
«Куда уйдете? – эхом прошелестел учитель музыки Одуванчик. Он сидел на подоконнике и его маленькие ножки в новых носках не доставали до пола.
- «Это пока секрет – загадочно и одновременно кокетливо изрек физрук.
Я была уверена, что уходить ему абсолютно некуда, но Одуванчик спрыгнул с подоконника и посмотрел на него с каким-то явным корпоративным интересом.
Сам он отнюдь не был настроен столь решительно, так как регулярно испытывал арктический ужас, когда директор делала ему даже самое безобидное замечание. Он долго и мучительно пережевывал его и во всем сомневался. Он страдал мигренью, расстройством желудка, боязнью публичных выступлений и внезапного прихода незваных гостей, хотя и жил один. Говорили, что дома, по вечерам он играет на аккордеоне Полонез Огинского. Любое событие для этих двоих становилось поводом для всестороннего и изнурительного самоедства. В основном, оба долго и мучительно соображали, «что она ( директор) хотела этим сказать»
«В нашем положении только и остается пивной бар – мелочь с прилавка задницей счищать» - вмешался быстроглазый и тонконогий преподаватель НВП , Вениамин Юрьевич. Он был уверен, что новая с иголочки военная форма делала его неотразимым, как оберштурмбаннфюрер СС и не отводил глаз от зеркала, висевшего на стене.
Не понимавший юмора, Константин Цезаревич, так и подскочил на месте. Затем он медленно выпрямился. Усы, всегда поникшие, вдруг оказались зверски закрученными, как у Сальвадора Дали. (Мне всегда казалась забавной ситуация, когда ругаются учителя, церемонно называя друг друга по имени-отчеству)
- «А что я такого сказал, Константин Цезаревич»? - было видно, что военрук уже струсил.
- «А вы, пожалуйста, прекратите свои намеки, Вениамин Юрьевич!»
В воздухе запахло электричеством. Держу пари, что Цезаревич в этот момент припомнил нам все три раздела Польши, а , возможно и послевоенную экспансию в страны Варшавского договора.
Возникло неловкое молчание. Было отчетливо слышно, как у кого-то урчит в животе .Информатичка, Светлана Николаевна, любившая удивлять нас своими невиданными нарядами, молча встала и вышла. Сегодня на ней был костюм цвета рвотных масс.
Но никому и не хотелось сцен Было слишком хорошо известно, что военрук – любитель мелких стычек и конфликтных ситуаций, однако, как и чеховский герой, в конце ссоры мог захохотать или упасть в обморок. При этом, классы у него всегда были самые образцовые.
В дверь постучали.
«Ирина Владимировна! –
- «Да, Илона!» -
- «Вас Гаухар Бахтияровна зовет. Тимофей урок срывает!»
-«Идем» - вздохнула я. У моего 5-б класса сейчас урок казахского языка, а это на первом этаже. Снова вдоль шведской стенки. Мимо, мимо. Так, мяч летит прямо на меня. Я поставила ему подножку, отчего мяч с бешеной скоростью взвился вверх. У самого выхода на подоконнике было нацарапано: «Аргын – гандон», Подавив желание исправить ошибку, я выскочила в коридор. По коридору гуськом тянулась малышня из группы продленного дня. Замыкал шествие совсем крошечный мальчик. Он старался изо всех сил не отставать от процессии, но у него это плохо получалось. «Что это за Филиппок?»- спросила я у дежурной. - «А это тоже наш ученик. В школу ходит вместе с братом. Ему всего 5 лет. Мать одна, целый день на работе, оставить дома не с кем. Любовь Петровна разрешила пока.»
Посреди кабинета казахского языка, на полу лежал Тимофей Кусков и дрыгал ногами, как большое вредоносное насекомое. Гаухар стояла спиной к окну, ее лицо было покрыто красными пятнами. Остальные дети подозрительно прилежно склонились над учебниками. Я невозмутима. Нужно делать вид, что ничего особенного не происходит.
-«В чем дело, Тима?» -
-Не хочу учить казахский! –
-Ну это глупо, ты же знаешь!-
-Я его ненавижу!-
-Почему бы это?-
-Не буду и все!
Мне бы хотелось дать ему подзатыльник, но вместо этого я произношу краткую, но бурную речь о международной обстановке. Дети немедленно оживились . Они почему-то любили мои пространные и пафосные высказывания ни к селу, ни к городу. Обычно это всегда действовало. Но сейчас не действует Тимофей продолжает развлекать публику, дрыгая ногами. Я в замешательстве.
« Ты не настоящий педагог – говорила мне в юности моя мать – строгий завуч, а затем еще более строгий директор школы. Потому, что:
а) слишком много им позволяешь,
б) они тебя совершенно не боятся,
в) ты слишком много им рассказываешь,
г) рассказывать должны они, а не ты,
д) в твоих поступках полностью отсутствует логика,
е) ты непоследовательна.
Вывод: толку с тебя не будет.» Это была правда.
То, что я не очень хороший учитель, я и сама знаю. Меня часто заносит и совсем не в ту сторону. Но сейчас не об этом.
«Без казахского языка ты не сможешь получить высшее образование»- вступила в разговор обиженная Гаухар.
-« Ну он-то будет водителем троллейбуса или продавцом, там тоже нужна математика. Главное хорошо делать свое дело, чем бы ты ни занимался.» - это опять я. (Боже, что я несу! Мальчишка с первого класса побеждал во всех математических олимпиадах!)
Ноги чуть замедлили ход и снова хаотично задвигались.
Мне вдруг одновременно захотелось пить, курить и жаловаться Цезаревичу на жизнь.
Ну что может подействовать на этого мальчишку, с ослиным упрямством пытающегося привлечь к себе внимание! Мальчишку-подранка с оголенными нервами, у которого отец пил, дебоширил и устраивал безобразные сцены, а в прошлом году повесился!
Внезапно меня осенило.
«Хорошо! – сказала я – тогда я отказываюсь играть за нашу сборную!
Через две недели должен был состояться волейбольный матч между учителями нашей школы и технического лицея, посвященный Дню Республики. Целых два месяца дети уговаривали меня принять в нем участие. Целых два месяца я отнекивалась, ссылаясь на возраст, лишний вес и занятость. Они ходили за мной по пятам, особенно напирая на патриотизм, коллективизм и даже на совесть.
В классе раздался сдержанный гул и жужжание, как признак неодобрения. Тимофей медленно поднимался с пола: «Это нечестно, Ирина Владимировна! – Вы обещали!
-«А валяться на полу во время урока честно?!» Но Тимофей уже уселся на парту и
со злостью листает учебник. Урок продолжается.
В столовой с унылым видом сидит Константин Цезаревич и уныло ест макароны, похожие на ленточные глисты. Рядом с ним за одним столиком сидит директриса, Любовь Петровна и что-то ему втолковывает. Его пепельно-серое лицо с обвисшими усами выражает личную преданность и готовность на все.
В учительской проверяет тетради литераторша Зинаида Петровна. От нее всегда пахло старыми тряпками. Зинаида Петровна почти со всеми находилась на разных стадиях выяснения отношений, поэтому, поздоровавшись, я старалась держаться на безопасном расстоянии . Тут же и Одуванчик разговаривал с кем-то по телефону. То, что он был именно Одуванчик и никто другой, ни у кого не вызывало сомнений, хотя бы из-за вьющейся спиралью копны светлых волос, устремленных вверх и в стороны. Добавьте сюда тонкий и нежный голос, мягкие щеки, которые подпрыгивали при ходьбе, и вы утвердитесь в этом окончательно. Я огляделась. Со стены скорбно глядела доска объявлений, где воинственно ощетинились планы, графики, расписания педагогических экзекуций. Каждый раз, подходя к этой доске, я ощущала противный холодок под ложечкой. Я взяла бланк отчета по предмету и села за стол.
Но Одуванчик все говорил и говорил, не давая мне сосредоточиться. Задавленные страсти бурлили и клокотали в нем, как новозеландские гейзеры и с шипением наступали ему на горло, требуя самовыражения: « А я завел его за угол, без свидетелей, к-как д-дал в ухо левой. Он мне и говорит: «Простите, Александр Дмитриевич, я был неправ!» Я поневоле прислушивалась. Наконец, он, видимо посчитал, что достаточно вырос в собственных глазах и положил трубку.
«О ком это вы»- не выдержала я.
-«Да это Мишка Черненко из 11-а вчера извиняться приходил»
Я пожала плечами и снова склонилась над отчетом.
То, что Мишка Черненко, здоровый, как сейф в кабинете директора оказался сраженным боевыми искусствами Одуванчика, не совсем укладывалось в привычную схему.
Никогда не служивший в армии, вздрагивающий от любого шороха, тщедушный Одуванчик почему-то упорно воображал себя Рембо, который энергично работал кулаками. Чудны дела твои, Господи. Но звенит звонок, мне нужно идти на урок в
8-в класс - небольшое местное бандформирование. Задерживаться нельзя, иначе они устроят танец с саблями.
Ночью мне приснился Константин Цезаревич. Он командовал : «Смирно! Поставить пятку на носок! Отставить!»
Совсем недавно я зашла в соседний магазин за хлебом и столкнулась с каким-то
молодым парнем. «Здравствуйте, Ирина Владимировна!» - вдруг громко сказал он.
-«Здравствуйте» - машинально ответила я, собираясь пройти мимо и вдруг оторопела.
Прямо на меня смотрел и застенчиво улыбался высокий широкоплечий красавец – Лешка Мыльников! Видно и правда он перерос все свои невзгоды.
Не существует безвыходных ситуаций, лишних людей, случайных встреч и потерянного времени – я всегда была в этом уверена.
Мы разговорились…