Реквием

Анастасия Кириченко

Чайки кричат над Баренцевым женским голосом:
«Ты меня бросил! Бросил!»
А потом браконьеры от скуки глушат их взмахами весел.
Чайки падают.
Грузно, балластом.
Вода наполняет клюв.
И на дне чудовище трескает панцирь,
А обнаженный моллюск
Пропадает в черном остроугольном рту,
За планктоном в него проскользнув.
Так, в глухой и бесчувственной глубине,
Сдается неведомым левиафанам
Подлодка «Курск».

Слышишь, как протекает кран?
Разгорается газ?
Гулким стенаньям не место в твоей квартире.
Вот и сиди теперь
В кресле –
Оцепенев,
Как деталь, угодившая в тесный паз.
Здесь не теснее, милая,
Чем под водой в мундире.
Теперь только память твоя тебя не предаст.

Взвали на себя свой крест
Весом в десятки тонн.
С каютами и отсеками,
Где всех тяжелей – девятый.
Сто восемнадцать тел вмести на свою ладонь
И зажимай ей рот,
Чтоб голосу уткнулся в вату
Ладони.
Не прозвучавший и смятый.

Чайки навзрыд над Баренцевым детским плачем:
Бессловным и безутешным.
Море с жестокостью крики сгребает в клешни.
Брызги касаются перьев,
В желаньи увлечь на дно.
По-над берегом
Рыбаки раскидали снасти, и рыба, блеснув пятном,
Раскрывая рот,
Садится на острый крюк.
Так от этого море зло,
Что глотает с подлодки «Курск» последний живой перестук.

Если рук не отмыть, - зароем по кисти в песке.
Зажмурясь, не знаем, как глаз раздражаем солью.
Не видя,
Что выгоревший отсек
Оплавлен огнем,
Как будто изъеден молью,
Но имена остаются назойливой ноющей болью,
Нарывом свербя на народной тугой десне.

Чайки стонут на Баренцевым матерински;
Со ступором, столбняком.
А потом кидаются вниз, протаранив воду.
После – один за другим пронесутся годы,
Где кроме сына больше не о ком,
Ни по ком.
Только вот сейчас
Твердят что-то всем про погоду.
Как будто погода
Вполне ощутима дном.

За металлом,
Что должен спасать от воды,
Но по локти в воде; -
Кубатурой растущей все выше и выше затоплен,
Кто-то прячет в нагрудный карман
Две записки последних.
Тебе.
Чтоб читались одним шевелением губ,
А не сдавленным воплем.
И под сердцем хранит до последних ударов.
Промокли
Все листы,
Кроме слов на родном языке.

Чайки звенят в ушах,
Отзываясь несметным хоралом вдов.
Рыбаки собирают улов,
Дальше сетей не глядя.
Море впитает соли с ресниц молчаливых отцов.
Почернеет вода как мазут.
Стройный ряд венков,
Непокорен теченью, скользнет по незыблемой глади.
Чайки смолчат. Будто гости не грянувших свадеб.
Чайки смолчат. За покинутых юных невест.
А не знак ли,
Что собираясь под воду,
За’ день,
Капитан Колесников
Оставляет дома нательный крест.