Сжигаю боль, как лишние страницы
из пыльной книги монотонных дней.
*
[Ещё чуть-чуть...
и всё это случится.
Она чужая мне.
но будет лишь моей.]
I.
Она чужая мне,
как айсбергу созвездья,
что так влюблён в сиянье Антарктид.
я столько лет мечтаю быть с Ней вместе.
и столько лет стесняюсь подойти...
но так привык, как безбилетный зритель,
смотреть за ней в оранжевом окне,
что знаю всё про цепь её событий,
ходы и пункты распорядка дней.
и так люблю, вдруг сделавшись фантомом,
бродить за ней, как сыщик, по пятам,
сквозь толщу лиц и судеб автономных
ласкать глазами орхидейный стан.
потом в ночи', переселившись в мошку,
кружить вокруг, заглядывать в лицо,
вдыхать парфюм из шоколадной крошки,
питаясь аурой с малиновой пыльцой.
[Ещё чуть-чуть...
и всё это случится.
Она чужая мне.
но как же я влюблён!]
влюблён, как в небо раненная птица,
как в ласки лета обнажённый клён.
и так боюсь вдруг потерять из вида,
пустить кого-то ближе, чем на шаг.
*
Луна шипит с неоновой орбиты.
Октябрь, ветром затянув свой шарф,
шагает мраком по тропинкам зданий
и льёт дожди на городской скелет.
а я рисую на тетрадной ткани
мной столь желанный мягкий силуэт...
фонарный пар под всхлип виолончели,
отряд крылатых ангельских ребят,
Её шаги сквозь сгорбленную челядь
и рядом с ней размытого себя.
пальто и платье в лоске анемонов,
струю волос, разлитых на груди,
алмазный блеск немых глазных проёмов
и ярко-красный тонкий палантин.
рисую город, облачённый в вечер,
затылок,
взгляд
и обречённый крик...
упавших нас, обнявшихся навечно.
лианы счастья вдоль пустых витрин.
и всё закрасив, вешаю на стенку.
(там сотни тысяч вот таких листков)
я так люблю, смотря на их оттенки,
твердить себе, что всё будет легко,
когда однажды, встретив в тёмной арке,
я заберу Её у всех людей...
II.
Зажав меж пальцев розоватый маркер,
закат рисует искры на воде.
толпа плывёт нелепой пантомимой,
вонзив в асфальт свой обречённый взгляд.
а я иду фантомом за любимой
который томный час подряд,
смотря, как туфли протыкают лужи,
и наглый ветер не даёт дышать.
вновь осознав, что Ей совсем не нужен,
я вдруг решаюсь на серьёзный шаг:
отнять у всех, чтоб сделать своей львицей
и, приручив, оставить лишь себе.
[Ещё чуть-чуть...
и всё это случится.]
я ускоряюсь, перейдя на бег.
Она заходит в сонный переулок.
и я туда же, ощущая дрожь...
затылок.
взгляд.
я зажимаю скулы.
...
и вынимаю из кармана нож.
***
Мы так привыкли пристально бояться
отбросить всё, что нам мешает жить.
надев свой страх и принципы, как панцирь,
привыкли верить трусости и лжи.
но я сжигаю лишние страницы
и пью свободы грушевый глинтвейн.
я столько ждал когда ж это случится...
и вот Она вдруг стала лишь моей.
лежит в сухих, окоченевших пальцах,
бледнее неба в снежных облаках.
и кто теперь посмеет прикасаться
к её холодным мраморным рукам?!
и кто теперь посмотрит ей в глазницы?
кто скажет тонны столь ненужных фраз?
я жгу губами мятные ключицы,
и мы молчим в объятьях до утра.
и, утоляя нежностную жажду,
твержу:
"моя...
моя до позвонков."
да к чёрту мир!
всё так теперь неважно.
не зря я верил, что будет легко...
да,
к чёрту всё.
отныне я спокоен.
ведь рядом та, кем сладко дорожить.
*
Навеки нас останется здесь двое:
я и Она -
Моя Пустая Жизнь.