Забавно, если через много лет
из нас кого-то будут помнить
наши далёкие потомки
и, восхваляя, многотомнить
и изучать в пыли наш след.
Вот разгребут песок и камни
среди безжизненных равнин;
найдут, как древний Аркаим
или уже четвёртый Рим,
среди костей, горшков – местами
отыщут дивный артефакт
среди бесценных украшений:
серьгу, подвеску, брошь, ошейник,
деталь от конских снаряжений
и член нефритовый под акт
совокупления в деталях;
ещё безделицу, чей смысл
в веках истории завис,-
и не поймёшь, где верх, где низ,
у штуки, созданной Дедалом.
Но настоящим будет клад
из рукописных манускриптов,
как местных значимых реликтов,
чья тайна букв была сокрыта
под тяжестью земли и дат;
и если в них помянут вскользь
моё родительское имя,
вскормившее тех фолиантов вымя
и связанное пуповиной с ними,
то, значит, всё, чем жил, сбылось…
Иначе, страшно сгинуть, друг,
в небытие без поминаний:
приложенных к твореньям знаний,
мучительных порой исканий,
чтобы исторгнуть лиры звук.
Мне чужды чьи-то кенотафы:
там не найдёшь имён и тел,
надгробий камень там просел,-
один у них теперь удел:
быть самой худшей из метафор.
27.02.2016 г.