В октябрь дождь заморосил.
Мне дома одному нет сил,
Минуты убивать осточертело.
Вдруг, слышу, телефон звонит,
И в трубке Людка говорит,
Опять наедине с собой, Марчелло.
Побрейся, приоденься чуть,
Я ж бигуди понакручу,
Субботний вечер, а куда деваться?
Вокруг одна лишь блажь и ложь.
Меня у дома подберёшь
И в Бенсонхёрст с тобой махнём на танцы.
Нам нечем больше рисковать,
А счастье надобно ковать
Ну, если не руками, так ногами.
Корсетом затяни живот,
Танцуя танго и фокстрот,
Всем говори, что вилла есть в Майями.
Вошли с ней в танцевальный зал.
Старик какой-то Людку взял,
Американский божий одуванчик.
Я в тот же миг прилип к стене,
Отсюда, думаю, видней
Решать мои амурные задачи.
Девицу вроде приглядел,
На танцах возраст беспредел,
Меня моложе эдак лет на сорок.
Я, Людкин опыт переняв,
Девчоночке шептал, обняв,
Что отпишу ей фабрику кроссовок.
Ей напридумывал невесть,
Что на приколе яхта есть,
В швейцарских банках золото и вклады,
А за углом меха и брошь...
Девицу охватила дрожь,
Сказала резко, – этого не надо!
Её ответ меня взбесил,
А что же надо, я спросил,
Подумав, своенравная девица.
Но от корсета отстранясь,
Добила фразою меня,
Чтоб были помоложе лет на тридцать.
Ртом воздух жадно захватил,
Танцую из последних сил
И ноги в сторону, и с ними шутки.
Так я за вечер румбе в такт
Натанцевал микро-инфаркт
Благодаря советам милой Людки.
В декабрь дождь заморосил.
Мне дома одному нет сил,
Минуты убивать осточертело.
Но снова телефон звонит,
И Людкин голос говорит,
Опять наедине с собой, Марчелло.
Побрейся, приоденься чуть,
Я ж бигуди понакручу,
Субботний вечер, а куда деваться?
Вокруг одна лишь блажь и ложь.
Меня у дома подберёшь
И в Бенсонхёрст с тобой махнём на танцы.