Виктория Гендлина О НОВЫХ КНИГАХ "РУССКОГО ГУЛЛИВЕРА" (Гвидеон №15 2016)
Александр Петрушкин «Геометрия побега». М.: «Русский Гулливер», 2015
Стоит признать сложность читательского освоения текстов Александра Петрушкина — настолько строки неподвластны какому-то единому творческому стремлению, анархичны в этом микро-государстве, закрывшем границы с внешним миром под обложкой сборника «Геометрия побега». Художественное пространство, где актуализируются Петрушкиным старые смыслы и возникают новые, герметично и, наверное, в чем-то действительно геометрично: разбегающиеся смыслы, строки, голоса движутся как будто в строго очерченном направлении, пытаются выбраться из этой феноменологично-редуцированной среды и выглядят порой как выбившиеся из строгой прически пряди волос — несколько неопрятно.
Но эта неслаженность — приятно наивна и непосредственно-нова, но в этой манере — вся «соль»:
Невероятна трещина шмеля
в его пустынях, нами не согретых,
где камень — это лес, а плачу я,
а платят нас родители — что в-третьих
Лирика этого автора очень самоценна и самоцельна, и, наверное, выражение «поэт для поэтов» к Петрушкину применимо. Но лучше было бы, чтобы обычный читатель — не поэт — научился наслаждаться такой поэзией, потому что она учит видеть глубже и смелее суть вещей.
Упомянутую «герметичность» этих текстов можно преподнести как метафору пространства актуальной поэзии — и тогда побег для поиска собственного места под солнцем и значение его, наверное, невозможности переносятся прямиком на жизнетворчество самого Петрушкина. Творческая инерция — то есть написание автоматизированных вещей в общей палитре и общими формулами — опасный навык для развития, и она Петрушкину явно не грозит. Но из этого не следует, что автор обретает свой голос в актуальной поэзии. Для того чтобы признать обратное, нужно не только знать, как выглядит общий «хор», из которого рождается «сепаратист» от поэзии, но и четко понимать, в чем состоит сепаратистское начало автора — а здесь так остро необходимой, «геометрической» четкости понимания нет.
Конечно, стихотворения Петрушкина особенны: в них есть неуловимая сила, (само)уверенность — и в смысле филологическом, и в «перцептивном», постигаемом интуитивно и субъективно-непосредственно. И впечатление от сборника остается двояким: эстетическое, с признанием авторской силы и самобытности, и легкое смущение — потому что не получается охарактеризовать, постичь для себя эти интуитивные и хрупкие поэтические образы, трудно поддающиеся умственной оценке. Зато как ценно это ощущение: ты откладываешь книгу и начинаешь думать, как так получилось, что тебя очаровали и смутили одновременно.