Мой отец – Кашин Афанасий Ефимович, когда началась Великая Отечественная, был лейтенантом, а демобилизовался из Армии – подполковником. Для всех тех, кто выжил в той жестокой войне, четыре страшных года остались в памяти как один звёздный час самоотверженного сражения за Родину. Шло время, а для них, уже ветеранов, людей штатских, воспоминания о войне были самыми яркими и незабываемыми страницами жизни, одновременно и горестными, и озарёнными радостью Великой Победы.
Девятое мая в у нас в семье было, есть и останется навечно святым праздником. Отец был жизнелюбивым, активным и очень гостеприимным человеком. В нашем доме часто собирались его друзья, однополчане и просто знакомые ветераны. За многие годы здесь побывали бывшие воины практически всех родов войск. (Хотя они всегда любили повторять, что русский солдат бывшим не бывает.)
Помню, с каким волнением и трепетом я мальчишкой слушал их рассказы, когда, позванивая боевыми наградами, после тостов за Победу и за тех, кого нет, они, уже пожилые люди, начинали вспоминать… с грустью, болью, а иногда и со слезой на глазах.
Давно уже нет с нами отца моего. Троекратным залпом проводила Армия своего воина в последний путь. А память об этих майских встречах, о рассказах-воспоминаниях жила во мне и воплотилась вот в эти стихи.
Я отдаю себе отчёт в том, что они, конечно, по выразительности и глубине чувств не могут быть сравнимы со стихами тех поэтов-фронтовиков, которые пришли в советскую литературу после Победы прямо из окопов, на себе познав ужасы и горе войны. Мои стихи – это вторичное преломление тех событий. Но не рассказать об этом я не мог потому, что убеждён: память о великом подвиге дедов должна жить в душах и сердцах их внуков и правнуков.
МАЛЬЧИШКИ 41-го
(Рассказ батальонного санинструктора)
Не забыть никогда мне проклятую
Ту войну – не отбросить никак…
Мать-отчизна, бедою распятая,
Собирала все силы в кулак.
До сих пор мне не справиться с нервами –
По ночам вижу, как наяву,
Тех мальчишек зимы сорок первого,
Заслонивших собою Москву.
Мне всё снятся повязки кровавые,
Лазареты израненных тел…
Молодые, безусые, бравые –
И никто умирать не хотел.
Сколько юных, ещё нецелованных,
Не вернулось с проклятой войны…
Будем помнить их, поименованных
В обелисках огромной страны.
Им не надо ни славы, ни ордена,
Им Отчизна, как мать, дорога.
И мальчишки спасли свою Родину –
Уничтожили зверя-врага.
Никогда не забыть мне проклятую
Ту войну и святые бои…
Как Отечество, горем распятое,
Сыновей созывало своих.
БЕССМЕРТНЫЙ ВЗВОД И ПЯТАЯ КОЛОННА
(рассказ победителя)
Я в бой водил не роты, не полки.
Я взвод своих друзей бросал в бессмертье.
И все они сегодня, вы поверьте,
Всё так же величавы и крепки.
Они стоят, сжимая ППШа,
В тени давно разросшихся деревьев,
В районных парках, на краю деревни,
Застыв на пьедесталах не дыша.
Поправшие своею жизнью смерть,
Они стоят, страну оберегая,
Не ведая, что Родина – другая…
Из памяти их подвиг не стереть!
Я с ними брёл от Бреста до Москвы
И рвался от Москвы до стен Берлина.
На наших сапогах – пудами глина…
Такую обувь не носили вы.
Бессмертный взвод. Бессмертные солдаты
Все молоды и все – как на подбор…
Мне стоит протрубить тревожный сбор –
И явятся ко мне мои ребята.
Они придут – мне сделается стыдно.
Страна в руинах. Плачут старики.
Друзья готовы ринуться в штыки,
Но где же враг? Противника – не видно.
КАК МЫ С ВНУКОМ ВСТРЕЧАЕМ
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Ордена и медали отцовские
Натираю суконкой к маю
И внучонку – мальчишке бесовскому
От плеча до плеча примеряю.
Время сделало планки тусклыми.
Звёзды Красные стали вишнёвыми.
А я вижу ладонь заскорузлую,
Галифе с гимнастёркой – новыми.
Внук мой, гордый и важный, пыжится.
Ордена рубашонку тянут вниз.
А мне рёв самолётов слышится,
С нетерпением рвущихся ввысь.
На крыльях отцовских – звёзды.
На крыльях фашиста – кресты.
Нет не поздно, совсем не поздно
Наводить мне эти мосты
Между правнуком малым и прадедом,
Не вернувшимся с той войны.
С моим Гришкой мы майскому празднику
Будем всегда верны.
Внук шагает паркетом комнат.
Ордена сияют, звеня.
Мои внуки Победу помнят
От прадеда – через меня.
МОНОЛОГ ЛЁТЧИКА, ИДУЩЕГО НА ТАРАН
Перепутались замыслов нити.
Как распутать мне этот клубок?
Где же выход? Не знаю, как выйти.
Лижет пламя простреленный бок.
Мне сегодня никто не поможет.
Все друзья, как и я, в тупике.
Все они ищут выхода тоже –
Кто-то в штопоре, кто-то в пике.
Враг взорвал наши аэродромы
Подло, без объявленья войны.
В этих вспышках, разрывах и громах
Есть частица и нашей вины.
Всё, что было, мы помним и любим.
А любовь – посильнее, чем смерть.
Пусть трубят и фанфары, и трубы
После нас. Нам дано – умереть.
Но за так мы себя не погубим.
Я иду на таран, вспомнив мать.
Как сказал мне мой друг, стиснув зубы,
Мы солдаты. И нас не сломать.
Только жаль – твои мягкие губы
Никогда уже не целовать.
РАССКАЗ СТАРОГО СОЛДАТА, КОТОРОМУ
ВНУКИ ОТМЕЧАЛИ 80-летний ЮБИЛЕЙ
НА СВОЕЙ ДАЧЕ В ГЖЕЛИ
Полыхала люстрами терраса.
Мотыльки летели на огонь…
Мне напомнила их роковая трасса
Выстрелы безжалостных погонь.
Музыка гремела из гостиной.
Как ушибленный рыдал фагот…
Я же вновь захлёбывался тиной
Бесконечных торфяных болот.
Словно люстры, висли там ракеты,
Трассой мошек рыкал автомат.
Ойкнув: «Мама», – мотыльком задетый,
Падал в тину неживым солдат.
Я один ушёл из окруженья.
Все друзья легли на дно болот.
В мой восьмидесятый день рожденья
Их напомнил плачущий фагот.
Стиснув зубы, я четыре года
От Москвы до Эльбы голубой
Нёс в груди ребят родного взвода,
Заслонивших Родину собой.
В сорок первом было нам по двадцать.
Все – в начале своего пути.
Знаю, скоро я смогу обняться
С каждым, кто не смог тогда пройти.
ФОТОКАРТОЧКА 1943 ГОДА
Сосед по даче – хмурый дядя Лёша
Решительно позвал меня к себе.
Он иногда, потворствуя судьбе,
Уже с утра бывал «чуть-чуть хороший».
На тумбочке стояла фотокарточка:
Рассвет. Туман… И два лихих пилота
Там были сняты возле самолёта.
Один стоял, другой присел на корточки.
И были буквы над крылом видны –
Два слова лишь: «За Родину – за Сталина!»
Я вздрогнул. Всё-таки они достали нас –
Осколки той безжалостной войны.
«Я никогда не видел их живых.
То мой отец и друг его Серёга.
И каждому – за двадцать лишь немного…
Ведь я сегодня старше их двоих.
Давно, с конца войны, хранятся нами
Вот эти два улыбчатых лица.
Они своё свершили до конца –
Награждены посмертно орденами.
Как раз сегодня стукнуло полста
С их этого последнего полёта.
Ты знаешь, не спалось мне нынче что-то.
Я письма юного отца листал.
И предо мной – всю ночь вот это фото.
Так вот, сосед, давай-ка помянём».
И был рассвет. И было очень рано.
И, как тогда, над клочьями тумана
Заполыхали облака огнём…
И на столе стояли три стакана.
РАССКАЗ БОЙЦА ШТРАФБАТА
Ощерился с тыла заградотряд.
По фронту в окопах – фашист.
Нас рвал и свой и чужой снаряд.
Попалась воронка - упал и рад.
Выживешь – будешь чист.
Но каждый второй оставался лежать
Навечно в родимой грязи.
Не сеяли мы, но приходится жать –
И нужно только вперёд бежать.
Не в силах подняться – ползи.
Последний бросок. Наступает пора
Свободу добыть в рукопашной.
Мы молча ломились – без криков: «Ура!»
Кровище. Дымище. Трупов гора.
Хрип ужаса матерный… Страшно!
Смыл кровью я свой непонятный «позор».
Везло… и хватило отваги.
Сгребли мы с Европы коричневый сор.
Награды и раны ношу до сих пор.
С победой обнялся – в Праге.
Доныне мне жутко бывает во сне.
На Родину я не в обиде.
Мы все опалились в безумном огне.
Но то, что творится сегодня в стране,
Мне больно видеть.
РАССКАЗ НАВОДЧИКА ПРОТИВОТАНКОВОГО ОРУДИЯ
Всё вздыбилось разом, что только могло.
Гудела земля неистово.
Горели камни, металл, стекло –
Никто не верил, что выстоим.
И некому было отдать приказ,
Что можно нам отойти.
Хотелось кричать прямо солнцу в глаз:
Хотя бы ты не свети!
Но солнце пылало. «Пантеры» ползли,
Огонь изрыгая и смерть.
А мы упирались в грудь Земли,
Чтоб вместе с ней умереть.
Лишь к вечеру кончились танки у них.
Сквозь нас не прошла броня.
Стемнело, и ужас кромешный затих.
Вот только в ушах у меня
Разрывы, и скрежет, и стоны вокруг –
Бессонными в мае ночами,
Когда на руках засыпает мой внук,
Когда я его качаю.
Боюсь – этот жуткий грохот
Разбудит уснувшего кроху.
РАССКАЗ О ПЕРВОМ РАНЕНИИ
Послышался как будто между
Концом и трепетным началом
Чуть различимый звук надежды –
Труба едва-едва звучала.
Я прохрипел судьбе: «Я слышу…»
И понял: слышу – значит, жив.
Потом увидел, как колышет
Рассвет травинки вдоль межи.
Туман клубился над траншеей
Вопросом: быть или не быть…
Взбирались муравьи на шею,
А я готов был их любить.
Потом восток зарёй окрасился.
Швырнул в глаза багровый вал.
В бреду мне снилась одноклассница,
И я её всё целовал.
Потом полуторка мотором
Урчала мне: «Ты цел, ты цел…
Для одноклассницы, с которой
Нацеловаться не успел».
РАССКАЗ ЛЁТЧИКА ПОЛЯРНОЙ АВИАЦИИ
Крались в полярных широтах конвои,
Прячась за гребни волн.
Каждый на палубе тоже был воин.
Каждый – надежды полн.
Рыскали в сумраке вражьи марины.
Страшен торпед оскал!
Море глотало глубинные мины
Чревом подводных скал.
А «Мессеры» с «Вульфами» – наша забота.
Полярное небо – наш океан.
Мы шли в эти сполохи, чтобы работать –
Наш Север навечно нам дан.
Не все, ох, не все возвращались на базу.
Я каждого помню в лицо…
В те дни я фашистскую нечисть-заразу
И матом хлестал и свинцом.
Друзей моих нежно вода принимала.
Они и поныне там спят.
Во тьме океанской лежит их немало –
Крылатых полярных ребят.
Ложатся на камни солёные брызги,
Священную память храня.
Я чувствую – час нашей встречи близко…
Заждались ребята меня.
ДЕРЕВЕНСКИЙ СТАРИК
Валенки-то ног совсем не греют.
Рваный ватник плечи холодит.
Наклонил морщинистую шею –
Хмур, угрюм, печален и сердит.
Сердце в рёбрах прыгает синицей.
Скачет в пальцах мятый «Беломор».
День ли, ночь ли – всё одно: не спится.
Сел на лавку и глядит на двор.
Старый ставень виснет кособоко,
И забор готов вот-вот упасть.
Ветку гнёт пугливая сорока,
Норовя хоть что-нибудь украсть…
Что же тебе видится, дедуля,
Что теперь твою тревожит мысль?
Может быть, посвистывают пули,
Что когда-то мимо пронеслись?
Может, рвёшься в полный рост в атаку,
В яростном «Ур-ра!» оскалив рот,
И орёшь «За Сталина!»… Однако,
Падаешь в крови – за свой народ!
Вот и я состарился до срока,
Словно много видел на веку…
Унеси печаль мою, сорока,
Замети хвостом мою тоску.
БАЛЛАДА О ДВУХ ОРДЕНАХ
Два ордена Красной Звезды
Мой внук достаёт из шкатулки –
Награды отца моего.
Он любит их больше других,
А вот почему – я не знаю.
В ладошках несёт ордена,
Влезает, сопя, на колени,
Кладёт осторожно на стол
Два тускло-вишнёвые слитка
И просит опять рассказать,
Как холодно было тогда,
Как танки с крестами ползли
У самой, у самой Москвы
По белым-пребелым сугробам,
Как розовым делался снег
(Наверное, солнце садилось),
Как снег потом делался чёрным
(Наверное, ночь наступала),
Как прадед его – мой отец
Без шапки, в одной гимнастёрке
Из пушки стрелял и стрелял…
И танки с крестами горели.
И не было белого снега.
Был чёрный и розовый только.
А завтра – Девятое мая.
Мы с внуком пойдём за цветами,
Чтоб класть их у серого камня,
Где пламя горит и звезда.
ПОСЛЕДНИЙ БРОСОК
Шли горожане по лужам уныло.
Все о свободе и воле мечтали.
Слева в груди нестерпимо заныло –
Жар колыхнул боевые медали.
Он пошатнулся и вскрикнул чуть слышно.
Взгляду открылись деревня и поле…
Он улыбнуться хотел, но не вышло –
Всё утонуло в пронзительной боли.
Люди спешили усталые слишком,
И под зонтами никто не заметил,
Как босоногий вихрастый мальчишка
К небу взметнулся – свободен и светел.
ВЕТЕРАНАМ
Слушал вещание «лживого эха» я:
«Если б не случай да крепкий мороз,
Русские мимо победы проехали б –
Это союзник победу принёс»?!
Взрывы давно отгремели над Родиной.
Слёзы просохли, и кровь запеклась.
Не допущу, что бы вражья уродина
Знамя победное втаптывал в грязь!
Кто им позволил охаивать подвиги
Тех, кто сдаваться в боях не привык?
Не попадайся мне под руку – прочь беги,
Вырву без жалости лживый язык!
Мёрзли в сугробах, в окопах страдали,
Рвались в атаки, стонали от ран…
С честью носи ордена и медали –
Внуки гордятся тобой, ветеран!
Как же немного сегодня осталось их…
Каждый седой в орденах – мой собрат!
Даже изломанный в битвах безжалостных
Бывшим не может быть русский солдат!
__________________________________
* К пятидесятилетию великой Победы радиостанция «Эхо Москвы» провела ряд передач, в которых утверждалось, что русские и воевать-то не умели, что генералы наши и маршалы бездарны и бестолковы были, что жертвы и потери неоправданны и напрасны и если бы не союзники, то и победы Советскому Союзу не видать бы… Вот такие дела…
РЖЕВСКИЕ БОЛОТА
Девятого мая заплачут берёзы
на Ржевских болотах.
Девятого мая все птицы в округе
на миг замолчат.
В Зубцове и Ржеве на храмах старинных
сверкнёт позолота
во славу так рано ушедших из жизни
парней и девчат.
Леса и болота… Землянки, окопы,
траншеи, воронки…
Вторые полвека окрестности
шрамы сражений хранят.
И бабушки – дочери вдов –
берегут в сундуках похоронки
на тех, кто вторые полвека
во Ржевских болотах лежат.
Девятого мая приеду во Ржев
и приду к обелиску.
Мой внук на печальный гранит
неумело возложит цветы.
Мы с ним просто так постоим, помолчим
и поклонимся низко.
И души, взлетевшие с Ржевских болот,
нам кивнут с высоты.
РОВЕСНИКИ ПОБЕДЫ
Свой первый вздох мы сделали, когда
Уже над миром отгремели беды.
Поэтому остались навсегда –
Ровесниками солнечной Победы!
Не знали мы, как горько пахнет взрыв.
Не ведали, барахтаясь в пелёнках,
Что всё ещё приходят похоронки,
И мамы плачут по ночам навзрыд.
Измученным, им виделась во снах,
Как песня, что пока ещё не спета,
И эта лучезарная весна,
И эта долгожданная Победа!
Стоял вопрос: нам быть или не быть…
А мы учились создавать и строить.
Но что «их оставалось только трое
Из восемнадцати» – нам не забыть!
Да не прервётся поколений нить.
Пусть будет много радости и хлеба.
Мы ясное безоблачное небо
Сумели для планеты сохранить.
Свой первый вздох мы сделали, когда
Над Родиной отгромыхали беды.
Поэтому и стали навсегда –
Ровесниками солнечной Победы!
* * *
Я знаю их, мгновенья тишины –
Зловещее затишье перед боем,
Когда слышно дыхание любое,
И вздохи душ измученных слышны,
И звоны мыслей в голове солдата –
Безмолвием дрожащая струна…
О, как она виденьями богата –
Последняя для многих тишина,
Переполняющая мир собою –
Застывшее мгновенье перед боем.
Мне скажут: милый, ты родился в сорок первом.
Ты был в тылу с начала до конца.
Откуда знать тебе?
Наверно, это – нервы.
Они во мне от моего отца.
* * *
Ветерану
Иней лёг на усы. Побелели виски.
Серебрятся снежинками брови.
Всё равно я не вижу во взгляде тоски.
Только сделался взгляд чуть суровей.
И всё так же горят на груди ордена,
С ними ты пол-Европы протопал.
Не грусти, ветеран, подвиг помнит страна,
И коварная помнит Европа.
Это русский солдат, не жалея себя,
Спас её от коричневой гнили.
Внук и правнук сегодня, скорбя и любя,
О тебе, ветеран, не забыли.
Кое-кто, правда, память уже не хранит,
Воспевая нацизм по запарке.
Им напомнит о наших победах гранит
И карающий меч в Трептов-парке.
Не грусти, ветеран. Не забудет народ
Мясорубку кровавую эту.
От Москвы до Берлина ты рвался вперёд,
От чумы очищая планету.
Пусть давно у тебя побелели виски
И снежинки присыпали брови,
Нет во взгляде печали, и нет в нём тоски.
Просто сделался взгляд чуть суровей.
* * *
Мой внук почему-то заплакал во сне –
Ресницами вздрогнул пушистыми…
А утром сказал: «Я всю ночь на коне
Скакал. Я сражался с фашистами».
Какие фашисты? Какая война?
Какие быть могут сражения?
О подвиге павших забыла страна,
Увы, через два поколения.
Теперь у меня навернулась слеза…
Внук смотрит – с чего это ради-то?
Нет, всё-таки память жива, если за
Под Курском убитого прадеда
Сражается правнук всю ночь напролёт
И крошит фашистов безжалостно.
Ничто не забыто, и память живёт
О битве священной и яростной.
ВОЙНА ПРОКЛЯТАЯ
(триптих)
1. ПЕСНЯ УБИТЫХ СОЛДАТ
Шагали рядами и будем шагать,
Бряцаньем и топотом небо пугать.
Растут, как грибы, за редутом редут.
Сражения были. Сраженья грядут.
Ать-два. Ать-два.
Седые мальчишки лежат на траве.
Дыра вместо сердца. Дыра в голове.
Безумные матери в горе рыдают.
Шагают другие мальчишки рядами.
Ать-два. Ать-два.
Свинцовыми ливнями – ветер косой.
Беззубая машет кровавой косой.
Весь мир на стволах пулемётов распят.
Не молкнет за нами шуршанье лопат.
Ать-два. Ать-два.
Упавшие в травы подняться не в силах.
Гниют наши косточки в братских могилах.
Мы были красивы. Мы были стройны.
Нас в землю зарыли лопаты войны.
Ать-два. Ать-два.
Твой прадед и дед в том шагают строю.
Ты слышишь – поют они песню свою.
Глаза распахни и увидишь: твой внук
Уже марширует в разорванный круг.
Ать-два. Ать-два. Ать-два-три.
Слушай. Смотри.
2. АТЫ-БАТЫ
Сгинул в засаде десантный взвод –
Все полегли солдаты.
Мрачно по трупам протопал сброд.
Аты-баты.
Вычеркнет писарь из списка живых,
В штабе проставят даты.
Не возвратится к невесте жених.
Аты-баты.
Дева поплачет, другого найдёт –
Сёла парнями богаты.
Боль материнское сердце сожжёт.
Аты-баты.
«Все по машинам!» –
Новый набор.
Лица улыбкой распяты.
В ясных глазах молодецкий задор…
Аты-баты.
Шли солдаты.
3. БАГРОВЕЮТ ЗАКАТЫ
Багровеют закаты. Тучи гнева полны.
Мы тревогой объяты. Мы боимся войны.
Но она не боится, знать не зная про нас.
Где-то небо двоится, рвёт пространство фугас.
Где-то жёлтые пули, словно пчёлы, жужжат.
Где-то парни уснули – неживые лежат.
Растекается краска – горько-ягодный цвет.
В ней – пробитая каска, рваный бронежилет.
* * *
Вновь Крым – линкор непотопляемый
Взметнул над морем флаг российский,
И снова с радостью гуляем мы
По «палубе» его росистой,
Где скалы и курганы гордые
Хранят в молчанье славу чистую,
Добытую в сраженьях с ордами
Фашисткой нечисти неистовой,
Где помнят ветры благодатные
И Ушакова, и Нахимова
И берегут победы ратные
Суворова непобедимого.
Пусть с матерью своей державною
Он разделён проливом узким,
Крым одержал победу главную –
Он снова стал, как прежде, русским.
* * *
Мы русские, какой восторг!
А. Суворов
«Делай, как я» – есть такая команда на флоте.
Полный вперёд – через смерть, через море огня.
Кто-то прорвётся. Кого-то пучина поглотит.
Только победа! А всё остальное – фигня.
Кто ещё может вот так за Отчизну сражаться,
Если, сжигая жилища, свирепствует тать?
Кто ещё сможет на самом краю удержаться
И, стиснув зубы, рвануться к победе опять?
Русские люди, я счастлив, что я вместе с вами.
Русский отроду, я горд, что родился в стране
Тех, кто упорством, отвагой своей и делами,
Жизнь не жалея, за Родину гибнет в огне.
С новым оружием третья грядёт мировая.
Стонет планета, в глобальном барахтаясь зле.
Время приходит, блокаду вранья разрывая,
Не допустить, чтоб Отчизна дымилась в золе.
К 200-ЛЕТИЮ БОРОДИНСКОГО СРАЖЕНИЯ
(триптих)
1. ПАМЯТЬ
Сколько крестов по России поставлено.
Сколько сынов упокоилось в битвах.
Сколько руды в ордена переплавлено.
Сколько слезинок упало в молитвах.
Сколько красавиц осталось невенчанных –
Старились, горбились, сеяли, жали…
Сколько в рыданиях русские женщины
Снова сынов на войну провожали!
Время стирает года и столетья,
Взлёты диктаторов, горечи бед...
Память народа хранит лихолетья,
Славу героев и радость побед.
2. ПОЛЯ СЛАВЫ
Поля, поля… В безмерной жажде воли
Умела Русь пришельцев усмирять.
Несчётно раз в широком русском поле
Теряла спесь непрошеная рать.
Вот чутко дремлет поле Куликово…
Доныне мы сражением горды.
Сверкали здесь мамаевы подковы
В позорном бегстве Золотой Орды.
А вот вздыхает Прохорово поле…
Потомки тех святых богатырей
За все страданья, ужасы и боли,
За муки Родины, за слёзы матерей
Крушили здесь фашистских упырей.
Поля, поля… На Бородинском поле,
Со всей Европы выстроив полки,
Наполеон в сияющем камзоле
В Москву нацелил пришлые штыки.
Но в грохоте сраженья, в гуле залпов,
В недоумении, сквозь стоны, хрипы, дым
Он, содрогнувшись, осознал внезапно,
Что русский богатырь – непобедим.
3. ОТБЛЕСК ПОЖАРА
То не вороны чёрными тучами
Над твоими, Москва, куполами.
Это дым. Это пепел над кручами.
Над покинутым городом – пламя.
Не дождался ключей от столицы
Бонапарт на Поклонной горе.
Почернели французские лица…
Гордый город молчал и горел.
Не дано осознать европейцам,
Что у русских характер таков.
Не осилить незваным пришельцам
Духа русского, наших штыков.
Знать не знал корсиканец заносчивый,
Что о нём остров крошечный плачет,
Что услышат парижские площади
Русский говор и песни казачьи.